Итак, мы видим, что было бы односторонним определять стадии развития языков подобным образом и на основании подобных критериев. Это вполне понятно. Если в предыдущих наблюдениях какая-то одна языковая форма была по праву признана единственно закономерной, то преимущество ее основывается лишь на том, что в результате счастливого сочетания богатого и тонкого органического начала с живой силой языкового сознания врожденная языковая способность, физически и духовно присущая человеку, воплощается в звуке в совершенном и неискаженном виде. Языковое строение, формирующееся при столь благоприятных обстоятельствах, впоследствии предстает как возникшее на основе правильной и энергичной интуиции в том, что касается соотношения речи и мышления и взаимосвязи всех частей языка. И действительно, истинно закономерное языковое строение возможно лишь там, где оно пронизывается светом такой интуиции, подобной животворному пламени. Без действующего изнутри принципа, при всего лишь механическом постепенном движении такое строение остается недостижимым. Но, хотя столь удачное стечение обстоятельств встречается не везде, все же все народы при формировании своих языков подвержены одной и той же тенденции: все стремятся к истинному, естественному и, следовательно, высшему. Это само по себе и без их участия оказывает воздействие на образующийся в среде того или иного народа язык, и не бывает такого, чтобы нация как бы с умыслом обозначала, например, лишь материальные значения, но отказывала бы в звуковом выражении грамматическим отношениям. В силу того что формирование языка, который, если повторить здесь уже использованное выше высказывание, человек не столько строит, сколько с неким радостным удивлением обнаруживает самостоятельно развивающимся, обусловлено той обстановкой, которая сопровождает его возникновение, язык не всегда достигает искомых целей, но оказывается во власти ограничений, лежащих вне его самого. Однако необходимость, несмотря на это, удовлетворять универсальным требованиям, предъявляемым к языку, заставляет его по возможности преодолевать эти ограничения и стремиться к надлежащей форме. Так возникает конкретная форма различных человеческих языков, включающая в себя — поскольку она отклоняется от закономерного строения — всегда одновременно две части: негативную, обусловленную ограничениями, наложенными в момент формирования, и позитивную, побуждающую несовершенное устройство стремиться к универсальной цели. Если говорить только о негативной части, то здесь можно было бы думать о ступенчатом подъеме к той стадии, на которой в полной мере проявилась бы творческая сила языка. Однако совсем не так просто обстоит дело с позитивной частью, в которой даже несовершенные языки часто обнаруживают весьма искусное индивидуальное строение. Поскольку здесь в большей или меньшей степени представлены как совпадения, так и отличия от закономерного строения, часто приходится удовлетворяться лишь сравнительной оценкой преимуществ и недостатков. При таком, если можно так выразиться, аномальном способе речеобразования часто одному фрагменту языка отдается определенное предпочтение перед другими, и как раз в этом нередко и состоят характерные особенности отдельных языков. При этом, естественно, совсем не остается места для истинной чистоты правильного принципа, ибо последний требует равномерного участия всех сфер и фрагментов языка, и если бы он смог по-настоящему охватить один фрагмент, он сам по себе распространился бы и на все остальные. Таким образом, общей характерной особенностью всех этих языков является недостаток внутренней последовательности. Даже в китайском языке она полностью не соблюдается, поскольку и этот язык в нарушение своего принципа порядка слов вынужден в некоторых, хотя и немногочисленных, случаях обращаться за помощью к частицам.
Если несовершенным языкам и недостает истинного единства принципа, который равномерно пронизывал бы их изнутри, все же из описанного здесь вытекает, что каждый такой язык тем не менее обладает прочно взаимосвязанными элементами и единством, вытекающим пусть не всегда из общей природы языка, но из своей особой индивидуальности. Никакой язык не был бы вообще мыслим без единства формы, и в процессе речи люди неизбежно скрепляют свой язык в такое единство. Это происходит всегда, когда язык изнутри либо извне пополняется новыми элементами, ибо в соответствии с глубочайшими принципами своей природы язык сплетает прочную сеть аналогий, в которой чужеродный элемент может закрепиться, лишь заняв определенную ячейку.