Таким образом, две области совмещаются в человеке, каждая из них может члениться на обозримое количество конечных элементов и обладает способностью к их бесконечному соединению, где своеобразие природы отдельного выявляется всегда через отношение его составляющих. Человек наделен способностью как разграничивать эти области — духовно — посредством рефлексии, физически — произносительным членением (Articulation), — так и вновь воссоединять их части: духовно — синтезом рассудка, физически — ударением, посредством которого слоги соединяются в слова, а из слов составляется речь. Поэтому, как только его сознание настолько окрепло, чтобы в обе области проникнуть с помощью той же силы, которая может вызвать такую же способность проникновения у слушающего, — он овладел уже их целым. Их обоюдное взаимопроникновение может осуществляться лишь одной и той же силой, и ее направлять может только рассудок. Способность человека произносить членораздельные звуки — пропасть, лежащая между бессловесностью животного и человеческой речью, — также не может быть объяснена чисто физически. Только сила самоосознания способна четко расчленить материальную природу языка и выделить отдельные звуки — осуществить процесс, который мы называем артикуляцией.
Сомнительно, чтобы более тонкое совершенствование языка можно было связывать с начальным этапом его становления. Это совершенствование предполагает такое состояние, которого народы достигают лишь за долгие годы своего развития, и в этом процессе они обычно испытывают на себе перекрестное влияние других народов. Такое скрещивание диалектов является одним из важнейших моментов в становлении языков; оно происходит тогда, когда вновь образующийся язык, смешиваясь с другими, воспринимает от них более или менее значимые элементы или когда, как это происходит при огрублении и вырождении культурных языков, немногие чуждые элементы нарушают течение их спокойного развития, и существующая форма перестает осознаваться, искажается, начинает переосмысливаться и употребляться по другим законам.
Едва ли можно оспаривать мысль о возможности независимого друг от друга возникновения нескольких языков. И обратно, нет никакого основания отбросить гипотетическое допущение всеобщей взаимосвязанности языков. Ни один из самых отдаленных уголков земли не является настолько недоступным, чтобы население и язык не могли появиться там откуда-то извне; мы не располагаем никакими данными для того, чтобы оспаривать существование рельефа материков и морей, отличного от теперешнего. Природа самого языка и состояние человеческого рода до тех пор, пока он еще не сформировался, способствуют такой связи. Потребность быть понятым вынуждает обращаться к уже наличествующему, понятному, и, прежде чем цивилизация еще более сплотит народы, языки долго будут оставаться достоянием мелких племен, которые так же мало склонны утверждать право на место своего поселения, как и неспособны успешно защитить его; они часто вытесняют друг друга, угнетают друг друга, смешиваются друг с другом, что, бесспорно, сказывается и на их языках. Если даже и не соглашаться с мыслью о первоначальной общности происхождения языков, то едва ли можно найти племенной язык, сохранивший свою чистоту в процессе развития. Поэтому основным принципом при исследовании языка должен считаться тот, который требует устанавливать связи различных языков до тех пор, пока их можно проследить, и в каждом отдельном языке точно проверять, образовался ли он самостоятельно или же на его грамматическом и лексическом составе заметны следы смешения с чужим языком и каким именно.
8. Таким образом, при проверочном анализе языка следует различать три момента:
первичное, но полностью завершенное, органическое строение языка;
изменения, вызываемые посторонними примесями, вплоть до
вновь приобретенного состояния стабильности; внутреннее и более тонкое совершенствование (innereAusbil- dung) языка, когда его отграничение от других языков, а также его строение в целом остаются неизменными.