Избранные труды по языкознанию

венно, проявляется в нем — главным образом в виде перевеса внешнего влияния над внутренней самодеятельностью или наоборот. Нам иногда удается без особых усилий наблюдать, сравнивая ряд языков, как строение одних языков вытекает из строя других, но встречаются языки, отделенные от остальных настоящей пропастью. Как индивиды силою своей самобытности придают человеческому духу новый размах в движении по дотоле не проторенному пути, так действуют и народы в своем языкотворчестве. Причем между устройством языка и успехами в других видах интеллектуальной деятельности существует неоспоримая взаимосвязь. Она кроется прежде всего — и мы здесь рассматриваем ее только с этой стороны — в животворном веянии, которое языкотворческая сила через самый акт превращения мира в мысли, совершающийся в языке, гармонически распространяет по всем частям его области. Если вообще возможно, чтобы народ создал такой язык, в котором максимально осмысленное и образное слово порождалось бы созерцанием мира, воспроизводило бы в себе чистоту этого миросозерцания'и благодаря совершенству своей формы получало возможность с предельной легкостью и гибкостью входить в любое сцепление мыслей, то этот язык, пока он хоть сколько-нибудь хранил бы свое жизненное начало, непременно должен был бы вызывать в каждом говорящем взлет той же духовной энергии, действующей в том же направлении. Вступление такого или даже хотя бы приближающегося к такому языка в мировую историю должно поэтому полагать начало важной эпохе на пути человеческого развития, причем как раз в его самых высших и удивительнейших проявлениях. Есть такие пути духа, есть такие порывы интеллектуальной силы, которые немыслимы прежде возникновения подобных языков. Эти языки составляют тем самым поистине поворотный пункт во внутренней истории человеческого рода; они в такой же мере являют собой вершину языкотворчества, в какой служат начальной ступенью одухотворенной культуры, полной жизнью воображения, и в этом смысле совершенно верно утверждение, что творчество народов должно предшествовать творчеству индивидов, — хотя, с другой стороны, все сказанное нами выше неопровержимо доказывает, что в их совместном творчестве переплетается деятельность тех и других.

Переход к ближайшему рассмотрению языка

10. Мы достигли, таким образом, понимания того, что с самого начала образования человеческого рода языки представляют собой первую и необходимую ступень, отталкиваясь от которой народы оказываются способными следовать высшим устремлениям. Возникновение языков обусловливается теми же причинами, что и возникновение духовной силы, и в то же время язык остается постоянным стимулятором последней. Язык и духовные силы развиваются не отдельно друг от друга и не последовательно один за другой, а составляют нераздельную деятельность интеллектуальных способностей. Народ создает свой язык как орудие человеческой деятельности, позволяя ему свободно развернуться из своих глубин, и вместе с тем ищет и обретает нечто реальное, нечто новое и высшее; а достигая этого на путях поэтического творчества и философских предвидений, он в свою очередь оказывает обратное воздействие и на свой язык. Если первые, самые примитивные и еще не оформившиеся опыты интеллектуальных устремлений можно назвать литературой, то язык развивается в неразрывной связи с ней.