Изгнание

Фредерик не обратил на меня никакого внимания. Казалось, он был слишком возбужден и горд тем, что сделал.

Гувернантка резко произнесла:

– Фредерик, ответь джентльмену. Я тоже желаю знать, чем ты занимался.

Она направилась к нам, словно собиралась заглянуть через ограду. Я поднял руку и сказал:

– Не подходите ближе. Здесь зрелище не для детских глаз.

Она остановилась и в ожидании посмотрела на мальчика. Он объяснил, что они с Амелией услышали крик животного, заглянули через ограду и смотрели, пока не подоспели другие дети. Разглядев, что брюхо («Живот, Фредерик!» – перебила гувернантка) распорото, он своим ножом попытался остановить страдания овцы.

Амелии около двенадцати лет, и у нее заостренное личико. Если бы она так не хмурилась, то была бы весьма хорошенькой. Я вспомнил Эффи в этом возрасте. Девчонка дерзко перебила брата и сказала:

– Неправда. Это ты ранил овцу. Увидел ее в поле, подошел и зарезал. Тебе хотелось испытать нож, подаренный папой на Рождество.

Фредерик закричал:

– Врешь!

Он приблизился к ней, все еще держа в руке нож, но вмешалась гувернантка.

К моему удивлению, будущие чинные леди, Джульетта и Эмма, стали кричать на свою младшую сестру, называть ее наглой вруньей и злой смутьянкой. Одна из них воскликнула:

– Ты вечно стараешься навредить Фредди. Ты просто ревнуешь.

Амелия не обратила внимания на их грубые нападки и взвизгнула:

– Я же говорю, что видела. Он зарезал бедную овечку. До этого с ней было все в порядке.

– Я только хотел избавить ее от мучений, – крикнул мальчик. – Таким ножом разрез через все тело сделать невозможно.

Он обратился ко мне, как к единственному компетентному мужчине:

– Посмотрите. Мой нож не столь длинный, чтобы разрезать так глубоко.

Он склонился над животным и, полагаю, начал раздвигать рану, но я отвернулся. Он произнес:

– Вот, я засовываю его внутрь. Видите? Лезвие не доходит до конца разреза.

Амелия подошла ближе и посмотрела. Она сказала:

– Ты сделал это дважды. Разрезал один раз, а потом снова. – Она обратилась ко мне: – Смотрите. Вот первый разрез, а вот и второй.

– Не верю, что Фредерик способен на такое, – сказал я.

– Откуда вы знаете? Он вечно делает ужасные вещи, – ответила Амелия.

Гувернантка сказала:

– Амелия, умолкни. Ты ведешь себя очень неприлично.

Но девочка закричала на брата:

– Смотри, что ты сделал со своей курткой! Мама сильно разозлится.

– Да, – крикнул он. – А я свалю все на тебя. Чтобы ты так не врала.

Он подошел к ней, но девочка и гувернантка отскочили в стороны, не желая, чтобы этот окровавленный мальчик прикоснулся к ним. С размазанными по куртке и лицу запекшимися пятнами крови он походил на какого-то персонажа из готической мелодрамы. Я сделал шаг вперед, вытянул руку и преградил ему путь.

– Ведите себя как джентльмен, – сказал я.

Похоже, это возымело действие. Он остановился и засунул нож в ножны.

Маленькая гувернантка поблагодарила меня, словно я совершил геройский поступок. Потом она присела, поцеловала рыдающего малыша и сказала:

– Дети, посмотрите, как вы напугали бедного Сэмми.

С изумлением я увидел, что все дети поспешили успокоить младшего братика, обнимая его и взъерошивая волосики у него на голове, доставая из карманов маленькие подарочки. Возбужденные от того, что они наговорили и сделали, дети стали плакать и обнимать друг друга. Амелия утешительно поцеловала Фредерика, держась подальше от его окровавленного рукава, и казалось, что они позабыли все жестокие обиды, которые только что наговорили друг другу. Какой контраст с моей собственной семьей!

Мы отправились дальше. Я шел рядом с гувернанткой вслед за детишками.

Она сказала, что ее зовут Хелен Карстерс и что она знает, кто я. Я спросил, нравится ли ей работа. Она замялась и ответила:

– Я очень люблю этих детей.

Возможно, она заметила мое удивление, поэтому улыбнулась и сказала:

– Они не всегда такие беспокойные, как теперь.

Потом Хелен заговорила про трудности положения гувернантки, находящейся между семьей и заработком. Она признала, что в поиске работы выбор у нее был небольшой, и рассказала:

– Мама овдовела, на руках остались еще двое детей, и все они теперь полностью зависят от меня.

Сколько платят гувернанткам? Пятнадцать фунтов в год? Конечно, это очень мало, поскольку ей полагается проживание и питание. Если ее родственники так в ней нуждаются, то их положение, должно быть, совершенно безнадежное.

Мы выяснили, что оба любим поэзию Китса, романы Джейн Остин и сестер Бронте. Она сама учит немецкий и уже начала читать Гёте. Она тоже любит музыку и по вечерам тайком спускается по лестнице, чтобы послушать, как кто-нибудь играет в гостиной.

Я спросил:

– Хозяева к вам хорошо относятся?

– Мы с мистером Гринакром подолгу беседуем о книгах и разных идеях, – ответила она.

Потом помолчала и сказала:

– Миссис Гринакр была очень добра ко мне, но попала под сильное влияние жены настоятеля. Боюсь, что миссис Куэнс за что-то меня не любит.

«Вы молоды, умны и не безобразны. Вот в чем причина», – подумал я.