В руке одной из них была золотая маска, изображающая скалящее зубы страшное лицо, а в другой — тот самый то ли серп, то ли меч, широкий, в форме полукруга. Алексис, кажется, успел пробурчать что-то насчёт того, что это древний боевой меч. Судя по тому, что я видела в руках у танцовщиц и на изображениях, украшающих индийский храмы, понятия о том, как этот самый меч должен выглядеть, тут и там разные. Этот был более закруглённым, что ли. И не таким широким, что давало орудию ещё большее сходство с серпом.
Вторая танцовщица держала в каждой руке по короткой кривой сабле, а третья боевой золотой топор с двумя топорищами, и что-то похожее на трезубец Нептуна из мультика про русалочку Ариэль.
Высунуты ли у них языки? — подумалось мне, ведь тут и ежу ясно, что троица сине-чёрных обнаженных, не считая золотые украшения и золотые широкие пояса, небрежно лежащие на широких чувственных бёдрах, изображает богиню Кали. А если языки не высунуты, то крашены ли их подбородки в красный? Эх, отсюда не разобрать!
…И почему их три?
Женский голос, читающий стихи параллельно с пением мантры Кали, тем временем продолжал:
— Кого наивно считаю собой —
Белое лицо в крови.
Сияющие светом Великой Бездны
Глаза мои —
Глаза Твои, о Кали!
Джей Мата Кали!
Джей Мата Дурге!
…Вот только где эта женщина? Кто из танцующих так красиво читает? Отчего-то очень захотелось это узнать, было в этом голосе что-то, что привлекало меня, вызывая сладкую дрожь в бедрах, но разглядеть говорившую не удавалось.
Тем временем, три чёрные танцовщицы развернулись лицами в мою сторону, и я увидела, что нет, ни высунутых языков, ни крашеных подбородков, как на картинках и у статуй, которые я видела, у женщин не было.
Я забеспокоилась поначалу, как бы меня не обнаружили раньше времени… Нет, не то что бы я испугалась, просто зачем портить людям праздник. То есть танец. То есть пуджу. Тем более такую красивую, и серьёзную, судя по количеству присутствующих.
Но волнение оказалось лишним. Глаза чёрно-синих танцовщиц были прикрыты черными же веками, а взгляды всех присутствующих — устремлены только на них. Барабаны запели смелее, чувственнее, ярче, набирая новый ритм. Нежное пение флейт перешло в сплошное, ровное и пронзительное звучание.
Черно-синие танцовщицы, извиваясь, как кобры в священном трансе под звуки флейты заклинателя, стали медленно сближаться, как будто их тянуло друг к другу невидимым магнитом.