Изгнание беса

Надо ждать, говорил Карл. Терпеть и ждать. Затаиться. Никак не проявлять себя. Нам надо просто выжить, чтобы сохранить наработанный генофонд. Это будущее человечества, нельзя рисковать им, нельзя растрачивать его, как уже было. Ты знаешь, ты читал в книгах: процессы ведьм, инквизиция и костры – сотни тысяч костров, черное от дыма небо Европы, около девяти миллионов погибших – как в первую мировую войну от голода, фосгена и пулеметов. Оказывается, религия – это не только социальный фактор, это еще и регуляция филогенеза. Это адаптация. Общий механизм сохранения вида. Мы ломали голову, почему человек больше не эволюцинирует, мы объясняли это возникновением социума: дескать, биологический прогресс завершен, теперь развивается общество. Глупости – человечество сохраняет себя как вид, жестко элиминируя любые отклонения. В истории известны случаи, когда народы в силу особых причин проскакивали рабовладельческий строй или от феодальных отношений – рывком – переходили прямо к социалистическим, но не было ни одного государства, ни одной нации, ни одного племени без религии. Природа долго и тщательно шлифовала этот механизм – тьму веков, от каменных идолов палеолита до экуменизма, вселенских соборов и непогрешимости говорящего с амвона. Конечно, вслепую – природа вообще слепа, эволюция не имеет цели, нельзя искать в ней смысл, ко все-таки механизм создан. Более того, он вошел в структуру общества. Это экстремальный механизм регуляции. Посмотри, какая буря поднялась на континенте. Мрак и ветер. Он включается на полную мощность тогда, когда колеблется генетическая основа и возникают предпосылки скачка эволюции. Например, в Средние века. Или сейчас – вторая попытка. А может быть, и не вторая. Ничего не известно. Ведь наверняка уже было. Ислам, буддизм, конфуцианство, зороастризм древних персов – совсем нет данных. Мы только начинаем осмысливать. Самые крохи. Мы не знаем, почему благодать действует на одержимых и как именно она действует, мы не знаем, почему нам противопоказаны евхаристия, крещение и вся святые таинства, мы работаем, есть лаборатории, не хватает химиков, не хватает квалифицированных генетиков- специалисты боятся идти к нам, мы совсем недавно установили, что сера – атрибут дьявола – облигатна в дыхательных процессах: у нас иная цепь цитохромов – двойная, это большое преимущество, нам необходима лимфа ящериц и глаза пятнистых жаб – там содержатся незаменимые аминокислоты, ко мы до сих пор не знаем, почему обычный колокольный звон приводит к потере сознания и припадкам эпилепсии, иногда с летальным исходом. Требуется время, и поэтому надо ждать. Надо выжить и понять самих себя – что мы такое. Нас очень мало. Нас невероятно мало. Несколько санаториев, разбросанных по большой стране, несколько закрытых школ, секретные военные группы, частные пансионы – искры в темноте, задуваемые чудовищным ураганом. Ты прав – малая популяция обречена на вырождение, но мы должны попробовать. Мы просто обязаны: а вдруг это последний всплеск ароморфоза и нам больше никогда не представится возможность идти дальше, вдруг теперешний вид хомо сапиенс это тупик эволюции, такой же, как неандертальцы, и, если мы сейчас отсечем ветвь, которая слабой, еще зеленой почкой набухает на дереве, то позже, захлебнувшись в тупике собственной цивилизации, исчерпав генетические возможности вида, мы исчезнем так же, как они – навсегда, с лица земли, и память о нас останется в виде хрупких и пыльных находок в мертвых, заброшенных, проглоченных временем городах.

Наверху было тихо. Кикимора успокоилась. Герд приоткрыл тугую стеклянную дверь и выскользнул наружу. Прозрачная луна тонула в небесной черноте. Двор походил на озеро – стылый и светлый. Как базальтовая плита, лежала в нем квадратная тень здания. Вроде никого. Он сделал три неверных, спотыкающихся шага. Скрипел твердый песок. Рвалось дыхание. Казалось, следят изо всех окон.

– Гуляешь? Время самое подходящее, чтобы гулять,- сказал Буцефал.

Откуда он взялся? Только что не было и вдруг – стоит у калитки, привалившись к стене, ноздри на конце вытянутой морды раздуты, и уши – прядают в густой гриве.

– Говорю: чего вылез?

– Ухожу,- тихо ответил Герд.

Буцефал поднял зажатый в руке плоский камень, откусил – смачно, с хрустом, как яблоко. Начал жевать. Камень пищал под крупными зубами.

– Ну и правильно,- сказал он.- И давно пора. Я так и доложу – ушел он. .. На кой ты нам сдался,

Рыбий Потрох? .. Тоже – человек.- Оглядел Герда с ног до головы продолговатыми, неприязненными глазами – Мы тут все конченые, нам другого пути нет, а ты виляешь – то к нам, то к ним. Лучше, конечно, уходи, ребята на тебя злые, могут выйти неприятности .. ин сморщился, словно раскусив горечь, сплюнул каменную крошку. Она шрапнелью хлестнула по стене.- тьфу, гадость попала … А это еще кто с тобой?

Герд не стал оборачиваться. Он знал – кто. Сжал кулаки. Все-таки прокралась, обезьяна, мало ей было . . .