В послеоктябрьский период авторитетнейшие российские ученые СССР и эмиграции, будучи совершенно уверенными в достоверности норманской теории, ее «незыблемость» подтверждали в первую очередь лингвистическими данными, при этом каждый раз демонстрируя, что с их помощью можно, по примеру О. Рудбека, без затруднений создать любую конструкцию. По причине чего они стали навязывать науке аргументы, от которых отказались их кумиры, крупнейшие историки и лингвисты А. А. Куник, М. П. Погодин и даже В. Томсен, и параллельно с тем создавать новые.
Так, например, в 1923 г. В. А. Брим выступил с окончательно оформленной теорией о независимом существовании на севере и на юге сходных названий «русь» и «рос». Придерживаясь гипотезы, что русью назывались варяжские дружины вообще, а не какое-то скандинавское племя, он поставил имя «Русь» в прямую связь с древнешведским drat (толпа, дружина), которое, по его оценке, «строго» отвечает славянскому «Русь» и финскому «Ruotsi» (как заметил годом ранее археолог А. А. Спицын, версию Брима нельзя принимать «без колебания. Представляется не вполне вероятным, что имя норманнов-руси и литве, и болгарам, и хозарам, и славянам, и грекам стало известным только в произношении суми, маленького невлиятельного племени», и что «Куник не решился выступить с теорией, принятой Бримом и корень drat объединял с «друг»).
В 1925 г. А. Л. Погодин предположил, исходя из другого своего предположения о наличии в Швеции родсов, с которыми были знакомы славяне, возможность или непосредственного перехода древнешведского rods в Русь (с выпадением d перед с), или через промежуточную форму Рудсь. Отрицая в том финское участие, он здраво, кстати, подчеркивал, что «древнефинская среда представляется настолько малокультурной, что трудно себе представить, что название народа, создавшего государственность среди северных славян, к этим последним перешло от финнов»[46].
В 1929 г. Н.Т.Беляев, убедившись в справедливости заключения С.А.Гедеонова о полнейшем отсутствии у шведов имени Рюрик, отчего норманская теория зависала в воздухе, возобновил в науке разговор, начатый в 1830-х гг. дерптским профессором Ф.Крузе, о тождестве летописного Рюрика с Рориком Ютландским, якобы приглашенным новгородцами для отражения набегов викингов. С этим датчанином в Новгород прибыли фризы, проживавшие многочисленной колонией в шведской Бирке, самоназвание которых - «fresa» или «fresen» - перешло, посредством финнов, в язык восточных славян как имя «Русь».
В том же 1929 г. В. А. Мошин в отношении идеи о происхождении Ruotsi от Roslagena, в основе которого лежит, как принято считать, древнешведское roper-гребля, напомнил вывод Г.А.Розенкампфа, «что слово rodhsin-гребцы даже в XVIII-м веке имело значение профессии и никогда не употреблялось в значении племенного термина, который мог бы вызвать образование финского и русского термина Ruotsi - Русь». К крайним формам норманизма неумолимо скатывалась и советская историография. Так, в 1930 г. Ю.В. Готье утверждал, что русь в своем наиболее древнем смысле обозначала одно из шведских племен (историческое бытие которого отрицал даже В. Томсен). Б. Д. Греков в 1936 и 1939 гг. растиражировал своей популярной монографией «Киевская Русь» мнение, что северная русь вышла из «Рослагена» и что «эта гипотеза кажется мне наиболее вероятной»[47].
Несмотря на тотальное господство норманизма в умах представителей советской и эмигрантской науки в их рядах все же раздавались голоса, протестующие против версии о скандинавской природе имени «Русь». Так, в 1924 г. В. А. Пархоменко заострял внимание на том, что, во-первых, «ни исторически, ни географически имя «Русь» не имеет никакой связи с территорией постоянного поселения скандинавов», во-вторых, нам неизвестны момент и обстоятельства возникновения названия у финнов шведов «руотси» и что оно могло возникнуть, например, в XI веке.
В 1934 г. Е. А. Рыдзевская напомнила коллегам, «что название Русь с норманнами эпохи викингов генетически не связано и что они у себя на родине так не назывались». Через пять лет она подчеркнула, что «Русь» из «Ruotsi» небезупречно в фонетическом отношении».
В 1943 г. крупнейший представитель эмиграции Г.В.Вернадский, говоря, что «никакого племени русов не было известно в Скандинавии и не упоминается в скандинавских сагах», усомнился, что в соответствии с законами лингвистики возможна «трансмутация» ruotsi в Rus». «Возможно ли в действительности, - задавался он резонным вопросом, - что скандинавы, пришедшие на Русь, взяли себе имя в той форме, которая была искажена финнами, встретившимися им на пути?». И если имя «русь» произошло от искаженного финского ruotsi, то как объяснить, завершал Вернадский свои рассуждения, что это название - в форме «рось» - «было известно византийцам задолго до прихода варягов в Новгород?».