Изгнание норманнов из русской истории. Выпуск 1

Говоря о взглядах современных ему норманистов, Максимович констатировал: «Это видение скандинавства руссов, теперь господствующее в нашей истории, иногда обращается почти в болезнь умозрения». А заключения О. И. Сенковского охарактеризовал как «только миражи, призраки исторические». В напечатанном здесь же ответе Погодин, отмечая корректность критики Максимовича в свой адрес и признаваясь, что когда-то и «мне не хотелось никак признать Рюрика иноплеменником, норманном, да надо, мой друг, уступить ученой необходимости», твердо заключил: все вместе доказательства о скандинавстве варягов-руси «составляют такую каменную цепь, которой никаким наскоком и натиском прорвать едва ли кому удастся»[204].

В 1842 г. Ф. Л. Морошкин, давая ответ Погодину на страницах петербургского «Маяка», заметил, во-первых, что поклонники Байера отказались «для него от собственного, независимого исследования наших древностей», во-вторых, что его оппонент в своей рецензии смеется без доказательств, хотя «ему, профессору русской истории, следовало бы ex officio заняться рассмотрением нового воззрения на нашу древность, подвергнув оное строгому, подробному разбору по всем правилам исторической критики, тем более что сим воззрением подрывается в конец и та система, которой держится он сам»[205]. В том же году Ф. Святной отметил, что «рассуждениям о происхождении руси и конца нет» (их выдают за шведов, «готов черноморских, прусских, ботнических, за фризов, за датчан, за хазар, за турок, за финнов, за жителей с Фароэрских островов и бог весть за кого») и что Шлецер «наперекор точным словам летописи вывел русь из свей».

В качестве примера неверного толкования летописей (в данном случае, поздних) он привел трактовку норманистами их указания на выход варягов «из немец». Констатируя, что они, поняв это выражение «на скорую руку, в духе новейшего русского языка», Святной сказал: именно со Шлецера повелось выставлять его поборникам славянства руси «в неопровержимое доказательство», что варяги-русь - не славяне. Ученый, обращая внимание на отсутствие этнического содержания в этих словах, квалифицировал их как ориентир на территорию, заселенную ныне германцами (по его уточнению, на Южную Балтику, где фиксируется русь на острове Рюгене). В древности, рассуждал Святной, да и как значительно позже, «вместо имени страны употреблялось имя населявшего ее или преобладавшего в ней народа, как общины, во множественном числе». Он также подчеркнул, что имя варяги означает жителей Западной Европы, какого бы происхождения они ни были[206].

Но норманистам, по понятной причине, не могли еще принять эти мысли. А за отсутствием резонных контраргументов они, по примеру Шлецера, все время пытались представить взгляды оппонентов только как патриотические и, естественно, якобы не имеющие к науке отношения. И что, кстати заметить, удовлетворенно принимало в своей основной массе российское образованное общество, с каким-то отчуждением смотревшее на свое прошлое. Так, в 1842 г., в год окончания Московского университета, С.М.Соловьев опубликовал в журнале «Москвитянин» отзыв на книгу Ю.И. Венелина «Скандинавомания и ее поклонники, или столетния изыскания о варягах». И в позиции последнего, отстаивавшего южнобалтийскую версию происхождения варягов, рецензент увидел лишь старание «смыть с великого русского народа бесчестье называться именем чуждого племени». Затем, вступившись в защиту Байера, Соловьев разъяснял, что «вовсе не следует обвинять благонамеренных немцев... в каком-то пристрастии касательно вопроса о варягах, что мнение о варягах, как о скандинавах, вовсе не принадлежит Байеру, а старинное русское, и высказано положительно в первый раз не ровно сто лет тому назад, как говорит Венелин, а в 1573 году, в письме Иоанна Грозного шведскому королю, где царь прямо говорит, что варяги были шведы».

А в качестве источника, откуда была взяты слова, что «варяги были шведы», историк назвал девятый том «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина. Но в послании к Юхану III от И января 1573 г., которое использовал Соловьев в качестве неопровержимого аргумента в пользу норманства варягов и для демонстрации несостоятельности утверждений антинорманистов, шведов нет и в помине. Как писал царь своему венценосному корреспонденту, «в прежних хрониках и летописцех писано, что с великим государем самодержцем Георгием-Ярославом на многих битвах бывали варяги, а варяги - немцы, и коли его слушали, ино то его были, да толко мы то известили, а нам то не надобе»[207]. «Превращение» немцев этого документа в шведов произошло, о чем речь уже шла, в 1821 г. по воле Карамзина, согласно норманистским убеждениям которого письмо Грозного стало принципиально отличаться от оригинала: «Народ ваш искони служил моим предкам: в старых летописях упоминается о варягах, которые находились в войске самодержца Ярослава-Георгия: а варяги были шведы, следственно его подданные».