– …или она поймет причину задержки.
– Благодарю тебя, Нибо. Ты можешь идти.
– Благодарю тебя, мой господин, – с чувством произнес Нибо.
Вся компания смотрела на него с озорным любопытством школьников, наблюдающих за своим учителем. Аристон с непроницаемым лицом засунул письмо под хитон, даже не взглянув на него, и как ни в чем не бывало повернулся к своим сотрапезникам.
– Итак, на чем мы остановились, друзья мои? – спросил он.
Следующие полчаса они, как и подобает истинным афинянам, посвятили догадкам насчет таинственной дамы, приславшей письмо Аристону, и попыткам хоть что-нибудь из него выудить. Каллий даже предположил, что это жена Ницерата; вообще-то он ничем не рисковал, так как знал, что Ницерат не обижается на подобные шутки; горячая и нежная привязанность этой достойной женщины к своему мужу была известна всем Афинам. Любопытно, что об этом говорили больше, чем о самых свежих скандалах: «Ты представляешь, до чего докатились Ницерат и его жена? Они верны другдругу! И как это им удается? Да, такого в Афинах еще не бывало!»
– Когда приду домой, я ей всыплю, – с серьезным видом пообещал Ницерат, вызвав очередной взрыв хохота.
– Сократ, не уделишь ли ты мне пару минут? – сказал Хармид. – Видишь ли. мой племянник очень хочет познакомиться с тобой. Ему всего двенадцать лет, но он \умен не по годам. Я уже давно уговариваю своего зятя, чтобы тот разрешил ему стать твоим учеником.
– Пускай сначала подрастет. Не хватало мне только обвинений в совращении детей, – отозвался Сократ. – Но пусть войдет, Хармид, пусть войдет!
Хармид послал раба за мальчиком. Когда они вошли, все гости с любопытством оглядели его. Мальчик был коренаст и широк в плечах, его мускулатура была развита не по годам. Видно было, что ему не суждено стать красивым. Но Аристон готов был поклясться, что никогда в жизни ему не доводилось встречать столько ума, сколько светилось в этих темных глазах.
– Это мой племянник Аристокл, – сказал Хармид. – Но мы никогда не зовем его по имени. Мы зовем его Платоном за его широкие плечи. Он тренируется у Аристона – я имею в виду борца, а не нашего друга; боги свидетели, что между ними нет ничего общего, кроме имени, – и он уже достиг немалых успехов. Платон, сын мой, подойди к великому Сократу!
Мальчик приблизился, склонился перед Сократом и поцеловал ему руки. Но тот нежно поднял его и поцеловал в лоб.
– Ты хочешь быть моим учеником, Платон? – спросил он.
Но ответа на этот вопрос, равно как и всего дальнейшего разговора между Сократом и его учеником, которому суждено было впоследствии стать столь же знаменитым, как и он сам, Аристон не услышал. В этот момент Нибо опять вошел в зал. Шепнув что-то своему господину, он направился прямо к Аристону.
– Метек Орхомен, – произнес он слегка презрительно, еще раз подтверждая мысль Аристона о том, что домашняя прислуга бывает высокомернее своих собственных хозяев, – ждет вас на улице, господин. Он говорит, что у него срочное дело. Он в самом деле какой-то взвинченный.
– Он что, пьян? – резко спросил Аристон. В последнее время Орхомена редко видели трезвым. После смерти несчастной Таргелии он сильно опустился.
– Да нет, мой господин, – сказал Нибо. – Просто, как бы это сказать – возбужден. Ходит взад-вперед и…
– Хорошо, я выйду к нему, – сказал Аристон.
Нибо оказался прав. Орхомен был явно возбужден. Длинный шрам у него на лбу, оставшийся от клейма, некогда украшавшего лицо беглого раба Орхомена, казался лиловым на фоне его побагровевшего лица. Но он был умыт и опрятно одет. Его волосы и борода аккуратно подстрижены. От него исходил весьма приятный, нерезкий запах духов. А главное, он был один. Без смазливых женоподобных юнцов, которых он постоянно таскал за собой. И это было самое удивительное.
– Ты должен помочь мне, Аристон! – воскликнул он, даже не поздоровавшись. – Ты просто обязан!
– В самом деле? – осведомился Аристон.
– Да, клянусь Зевсом Громовержцем! Ну хорошо, я признаю, что в твоих глазах я был последней свиньей, но с этим покончено, слышишь! Покончено!
– Неужели? – сказал Аристон.
– Ну да, клянусь Афродитой! Понимаешь, мой мальчик, впервые в жизни я влюбился. По-настоящему. Я полюбил всей душой!
– Ну и как его зовут? – спросил Аристон.
– Как его зовут? Ха-ха! Вот тут-то ты и ошибаешься! Как ее зовут, друг мой! Мою жену, мою маленькую женушку!
– Ты что, опять женился? – спросил Аристон.
– Ну да. Для того чтобы удержать ее, понимаешь? Я не мог с ней расстаться. Не мог. Аристон! Но теперь и этого мало, потому что… – Голос его прервался, и Аристону послышался звук, странно похожий на всхлипывание.
– Ладно, успокойся, Орхомен, – сказал он. «А ведь Орхомен немного сумасшедший, – подумал он, и сердце его наполнилось жалостью. – Нет, даже не немного. Бывает, что страдания лишают человека рассудка, когда душа его не готова достойно перенести их».
– Назови мне ее имя, – сказал он.
– Ее зовут Хлодовехия, или Кассевелона, а может, и так, и так. Честно говоря, я сам толком не знаю.
– Хлодовехия? Кассевелона? Она что, варварка? Клянусь Афиной, это не эллинские имена!