Изгнанница (СИ)

Как-нибудь она себе, конечно, объясняла, но не говорить же Глебу, что она склонялась к мысли о вмешательстве сил, далеких от очевидных. То ли Лесной Дед решил проявить очередную нечеловеческую заботу о ней, то ли… Лорисс непроизвольно прижала к себе курительную трубку, теплую от ее тела. Не дождутся.

-Ладно. Если хочешь знать, - Глеб пошевелился на ветке, - для меня именно отсутствие видимого объяснения заставляет довериться тебе. Мне проще поверить в то, что ты являешься демоном в женском обличье… Погоди, возмущаться-то! Честно тебе скажу, и ты мне поверь: меня устраивает такое положение дел! Устраивает! Да погоди ж ты…

Но как ни старалась, Лорисс не смогла до него дотянуться. А на гневное шипение он не реагировал.

-Я же сказал, мне проще поверить в то, что ты демон, чем в то, что ты меня обманываешь.

-Говоришь глупости, и даже не думаешь! Да для демона любое предательство - суть существования.

-Неправда. Демон может быть любым, если поставит перед собой цель. Я знал девушку, в которую вселился демон, так она мечтала выйти замуж за богатого человека. Это была сама кротость и нежность. И ведь вышла замуж, за кого хотела. Правда, стоило ему изменить ей, всю суть свою и показала. После того, как похоронили то, что от него осталось, она тоже…Сгорела, бедняжка, на костре.

-Сравнил.

-Действительно, сравнение не к месту… Твой род, случайно, не от лесных кошек ведется, как положено в мало-мальски уважающей себя деревне?… Суть тебе ясна? Я согласен иметь дело с тобой, если для достижения чего-то, мне неведомого, ты нуждаешься в моем обществе. Особенно, если и впредь мы будем выбираться из застенков подобным же, неведомым мне образом. А поскольку сам я к демонам отношения не имею, остается грешить на твои связи.

-Если я была демоном, - упрямо прошептала Лорисс, - Елизар не остался бы в живых.

-Не скажи, - и голос его странно понизился, - не скажи.

-Давай, начни говорить загадками, мало мне загадок.

-Оставим спор. Пока считаю нужным поставить тебя в известность: я намерен пробиваться в Ивор-на Нерети. Там, если я выживу после встречи с отцом наших плененных графов… у меня будет, что предложить ему. Наши цели совпадают? Ну же, ответь мне.

Она хотела ответить честно, что теперь ей все равно куда идти, и цели у нее нет, и вдруг подумала о том, что Елизар - исполнитель. Настоящий виновный, как принято считать, - Зенон. Но трудно заставить себя ненавидеть человека, который лишь отдавал приказ. Ибо между тем, чтобы говорить и делать, лежит пропасть. Кто знает, не было бы у Зенона ревностных исполнителей, решился бы он сам обагрить руки кровью? Для таких людей, как Елизар, в которых дремлет волчья натура - приказ, ни что иное, как возможность проявить ее. Чтобы можно было оправдаться перед собой: я только выполнял приказ, а на самом деле, я милый и добрый человек, котенка не обижу. Еще в Откровении сказано: “Нет над Тобой господина, но сам Ты себе господин, Я Учитель твой, что говорю - сам решай”. Вот и получается, каким бы господином и учителем не считал Елизар Зенона, только сам вправе решать, как ему поступить. И не нужно бить себя кулаком в грудь, ссылаясь на приказы. Убивать ли женщин, жечь ли деревни - тебе решать, и нет над тобой Господина. Если даже сам Отец Света не берет на себя такую ответственность: решать за тебя что делать тебе, а чего не делать. Она вот тоже, много думала о возмездии, а дошло до дела, так и не решилась поднять меч…

Неприятности начались на другой день, к вечеру. Пригревал Гелион. Погода стояла непривычно теплая для середины месяца дождень. Теплая и безветренная. После купания, Лорисс никак не могла согреться. Озноб пробирал тело до костей, и ее без остановки колотила крупная дрожь. Не было для Лорисс в том недомогании загадок. От Желтой травы тело жгло бы огнем, а здесь крылась другая причина. Сквозь нее прошла Алинка, и поделом ей.

Пробираясь в зарослях багрянника с давно облетевшей листвой за Глебом, Лорисс понимала: еще шаг, еще шаг, еще - и она рухнет, как подкошенная, и вряд ли сумеет подняться. Она не исключала такой возможности, что подняться ей не удастся никогда.

Лорисс действительно упала в траву. Высокую траву. Как потом оправдывался перед ней Глеб, он не сразу нашел ее. Временами приходя в себя от привкуса крови в прокушенных губах, едва удерживая сильную дрожь, она отмечала про себя, как ночь меняет день, а день меняет ночь. Как, то разгорается, то гаснет костер. Часто она просыпалась от собственного бреда, а иногда засыпала под него. Глеб уложил ее у самого костра. Он вливал ей в рот крепкое вино из фляги, которую догадался захватить с собой. Ночью он ложился рядом, обхватив ее руками, тщетно пытаясь согреть. Она стонала, кричала, она бредила. Она просыпалась теперь уже мокрая, вся в поту. Просыпалась, чтобы в следующее мгновение провалиться в пропасть, где не было снов. Иногда она открывала глаза, в то время как Глеб поил ее отваром Сон-травы, чтобы снять жар. Она хотела ему сказать, что высохшая под лучами Гелиона трава почти потеряла свои свойства, но так и не смогла.