Линор Горалик в одном из недавних интервью говорила, что боится той ситуации, которая возникнет при конце нынешнего отечественного политического режима. Это всегда страшно действительно, как и все революции и кардинальные реформы, которыми были богаты прошлый и нынешний наши века. Мне – и думаю, далеко не только мне – кажется, что ситуация уже нагрета критически. И это не только о политике. И не только о литературной жизни, в которой в прошедшем году опять и опять вспыхивали скандалы – когда, казалось бы, их не было. Я имею в виду скорее общую атмосферу, приближенную – а у нас еще только «двадцатые» с «десятыми» разминутся – к fin de siècle, атмосфере предчувствия мучительного слома парадигм и сопутствующих этому потрясений. Несмотря на общую сытость – не такую, как была в 2000-е, но все равно – витающее в воздухе напоминает мне 90-е, когда одна чуть политически окрашенная фраза в общественном транспорте могла моментально закончиться дракой, многоточием кровавых соплей. Ровно так сейчас и в том же Фейсбуке, пуще СМИ ставшем местом дуэлей и ристалищ, где чуть заикнешься – и с пол-оборота пошло и поехало выяснение политических и мировоззренческих отношений, расфрэнд и бан, переходящие из среды виртуальной в живую (если таковая еще есть).
Есть ли из этого выход, кроме такого же трагического взрыва, как революция или распад Советского Союза? В идеологическом плане я давно уже мечтаю и даже говорю о том, что нам ужасным совершенно образом не хватает третьей силы – какой-то альтернативы между так называемыми либералами и охранителями, скомпрометированными и просто утомившими, доставшими своей зашоренностью и непримиримостью донельзя. (Податься, что ли, в экологи? Да и там свои Греты в тихом омуте…) В плане культурном – как и экономическом – я мечтал бы о двадцати годах стабильности. Без резких реформ, перестроек, переименований, закрытий и даже открытий. Просто двадцать лет работать. Создавать. В идеале вообще – работать, как японцы после поражения во Второй мировой войне, превратившие разгромленную страну без ресурсов во вторую экономику мира. Как работали побежденные же немцы, корейцы, беднейшие китайцы (сейчас – потеснили японцев на третье место, а японских туристов на всех туристических маршрутах – вытеснили). Нужно, возможно, вообще признать себя побежденными – это продуктивно в психологическом плане. «Быть никем» – гениальное название романа Л. Улицкой о служении пастора, ставшем потом «Даниэлем Штайном, переводчиком». И работать. Очень и очень много, до тошноты. Не ругаться, не ссориться, никому не пытаться ничего доказать – только самим себе. Затаиться даже. «Помалкивай, лукавь и ускользай», как хитрый и мудрый ирландец в изгнании Джойс.
Банально? А если попробовать?
Ведь свобода действительно в служении.