Излучения (февраль 1941 — апрель 1945)

Потолковали еще немного, как до этого с Шуленбургом, с Бого и другими. Ничто так не свидетельствует о той необычайной значительности, какую умел придавать себе Кньеболо, как зависимость от него его сильнейших противников. Между плебейской частью демоса и остатками аристократии разыгрывается великая партия. Когда падет Кньеболо, у гидры вырастет новая голова.

Париж, 29 марта 1944

День рождения. В моей комнате президент установил столик со свечами. Среди поздравителей был Валентинер, прибывший из Шантильи. Продолжал Послания Павла, где в связи с сегодняшним днем нашел прекрасное поучение: «Если же кто и подвизается, не увенчавается, если незаконно будет подвизаться», Тимофей, 2, 5.

Днем в павильоне д’Арменонвиль. Мелкие насекомые уже вились в воздухе. Их стеклянное мартовское роение показалось мне нынче особенно праздничным и таинственным — как открытие нового чувственного пространства, нового измерения.

Вечером у Флоранс. Уже третий раз я праздную этот день у нее, и снова, как и в первый раз, когда мы сидели за столом, завыла сирена. Настроение было подавленным из-за бесчисленных арестов. Жуандо рассказал, что в его родном городе молодые люди убивают друг друга «pour des nuances». [260]

«Против демократов/средство — лишь солдаты»; в 1848 году это было еще верно, но в нынешней Пруссии этот рецепт не имеет никакой силы. Для нашего элементарного ландшафта скорее годится правило, согласно которому степной пожар может быть побежден только встречным огнем. Демократии регулируются в мировом масштабе. По этой причине войны бывают только народные.

Но если военная каста хочет извлечь из этого пользу, она впадает в оптический обман ложных выводов. Лучшие головы в Генеральном штабе были не только против оккупации Рейна и приграничных областей, но и вообще против форсированного вооружения. Главнокомандующий рассказал мне об этом подробности, которые всякий позднейший историк обозначит как неправдоподобные. Ситуация поистине парадоксальная: военная каста не прочь продолжать войну, но архаическими средствами. Сегодня же войну ведет техника.

В эту сферу врываются новые властители, пренебрегающие древним понятием военной и рыцарской чести. При изучении документов я подчас удивлялся упрямству Кньеболо, его мелочной политике, как, например, спорам о казни горстки невиновных. Этого никогда не понять, если не видеть за этим волю к разрушению Nomos’a, [261]которая неизменно им руководит. Сформулировать это можно внепартийно: он хочет создать новый уровень. И поскольку в его рейхе еще много чего от средневековья, то крутизна подъема особенно велика.

В политическом аспекте человек — почти всегда mixtum compositum. [262]Во множественном числе на него притязают времена и пространства.

Я, например, по происхождению и наследию — гвельф, в то время как государственные взгляды у меня — прусские. В то же время я принадлежу немецкой нации, а по своему образованию — европеец, пожалуй, даже гражданин мира. В эпохи конфликтов, подобные современной, кажется, что внутренние колесики движутся друг против друга, и наблюдателю трудно распознать, куда направлены стрелки. Если бы на нашу долю выпало великое счастье и высшие миры познали бы нас, то колесики работали бы слаженно. Жертвы бы тоже обрели смысл: оттого мы и обязаны стремиться к лучшему — не только из соображений собственного счастья, но и памятуя о культе мертвых.

Париж, 2 апреля 1944

Прощальный завтрак в честь Фолькмара-Френцеля, лейпцигского издателя, который возвращается к своей профессии, поскольку его книги, машины и здания стали жертвами бомбардировок. Заодно я побеседовал с Дамратом, священником потсдамской гарнизонной церкви. Главнокомандующий направил туда Хофаккера, чтобы тот не вздумал отказываться от нашего общества. Дамрат процитировал изречение, коим он увековечил большой колокол в Потсдаме. В связи с этим он вспомнил одно место из писем Фридриха Вильгельма I Леопольду Дессаускому: «Если бы я занимался только обустройством страны, а не обращением своих людей в христианство, мне бы ничего не помогло. Кто не верен Богу, тот и мне, человеку, не будет верен».

К этому можно было бы присоединить слова Леона Блуа: «Il n’y a plus de serviteurs dans une soci'et'e qui ne reconna^it plus Dieu pour ma^itre». [263]

Вечером отъезд в Кирххорст, куда меня отпустили на несколько дней по делу Эрнстеля. Надеюсь также увидеть его в Вильгельмсхафене, где он все еще сидит под арестом, ибо дело его не решено. Однако на свободе он должен быть прежде, чем разразится катастрофа.

В поезде, 3 апреля 1944

Поезд сильно запаздывал, что было естественным при бомбардировках железных дорог и вокзалов. Чтение: дневники Байрона и «Les Moeurs curieuses des Chinois».