Измена

— Как же ваше преосвященство располагает поступить с лордом Мейбором?

— Скоро лорд Мейбор поймет, что речь идет о чем-то гораздо большем, чем мелкое соперничество. Когда он это осознает, ему потребуется дружеская поддержка. Напиши ему так: пусть он найдет в себе мужество следовать своим убеждениям, мое золото всегда к его услугам.

— Слушаюсь, ваше преосвященство. Что-нибудь еще?

— Да, есть кое-что. Мне вспомнился еще один наш друг — рыцарь. Я давно уже ничего не слышу о нем. Если память мне не изменяет, Старик послал двух своих людей выследить его?

— Да, ваше преосвященство. Я допрашивал предателя с целью выяснить, зачем это нужно Старику, но он умер во время допроса.

Тавалиск оторвал у выдры ножку.

— Ты допустил оплошность, Гамил. Почему ты до сих пор молчал об этом?

— Прошу ваше преосвященство простить меня. Я не так искусен в подобных вещах, как вы.

— Что ж, по крайней мере ты это признаешь. Продолжай. — Ножка оказалась менее аппетитной, чем ребрышко.

— Последнее известие о рыцаре мы получили, когда он готовился сразиться с герцогским бойцом. Пока я не имел возможности узнать, выиграл он или проиграл, но он, как сообщают, испытывал недомогание, поэтому бой вполне мог закончиться не в его пользу. Если он еще и жив, дни его наверняка сочтены. Старик не числит милосердие среди своих добродетелей, а его люди уже должны были добраться до Брена.

— Да, должны были. — Тавалиск, утратив интерес к выдрам, отодвинул от себя блюдо. — Перед уходом я попрошу тебя о небольшой услуге, Гамил.

— Слушаю, ваше преосвященство.

— Я хочу, чтобы ты сбегал на рынок. Эти выдры хоть и нежные, но, сдается мне, не совсем свежие. Пусть торговец вернет тебе деньги. Скажи ему, что шкурки я оставляю себе в качестве пени за то, что он продает лежалый товар. Впрочем, я охотно приму любой подарок, который он, возможно, пожелает мне сделать, когда ты упомянешь об уведомлении городских властей.

— Ваше преосвященство — мастер тонкой угрозы, — поклонился Гамил.

* * *

Таулу надо было уйти из дворца, чтобы побыть одному — побродить по темным улицам, поглядеть на звезды. Чувствуя себя лучше, чем много дней кряду, он встал со своего соломенного тюфяка. Первым делом он, как предписано рыцарю после боя, мысленно проверил каждую мышцу, каждое сухожилие, каждую частицу своего тела. При этом он, как учили его в Вальдисе, двигался от сердца наружу. Его сознание следовало по главным артериям вместе с кровью.

Очень скоро он наткнулся на препятствие. Сосуды в верхней части груди были повреждены, а некоторые и закупорены. Их разрезал нож Блейза и запечатало железо, которым прижигали рану. Надо будет поставить пиявки, чтобы кровь могла свободно питать ткани. Таул двинулся вверх. Мозг его распух от снотворного. Видя посторонние вещества, как загромождающие мозг обломки, Таул сосредоточился на том, чтобы смыть их кровью. Он спустился к желудку. Там имелось мелкое внутреннее кровотечение — следствие болиголова или поединка. Но тонкая сеть кровеносных сосудов не затронута, и поврежденная стенка скоро заживет. Почки уже оправились после меткого удара — осталась легкая опухоль, но она сойдет.

Под конец Таул проверил руки и ноги. Мириады лопнувших вен и артерий загораживали ему путь, как поваленные стволы. Блейз наградил его множеством синяков — некоторые были едва заметны, но вся левая голень представляла собой сплошной желтеющий кровоподтек. Таул усердно работал, проталкивая кровь в сосуды, которым грозила закупорка, и отводя ее из тех, которые были слишком слабы, чтобы выдержать напор.

Свои кольца он оставил напоследок. Ожог заживал медленно. Вокруг струпьев нарастала новая кожа — розовая, блестящая и нежная, как у новорожденного младенца. Пройдет много месяцев, прежде чем его рука обретет былой вид. Таул ничем не мог ускорить заживление — Вальдис тоже не всемогущ.

Закончив осмотр, Таул перевел сознание в другое русло. При этом он почувствовал легкое головокружение. Лекари хорошо потрудились. У него прибавилось шрамов, но калекой он не стал. Жесткая улыбка тронула его губы: одному человеку, пожалуй, не под силу его убить.

Хвата не было видно. Шастает где-то, занимается своим промыслом и нарывается на неприятности. Таул снова улыбнулся, на этот раз шире. Хват — непревзойденный мастер нарываться на неприятности.

На столе лежал полный мех с элем. Таул откупорил его и стал лить пиво в огонь. Когда мех наполовину опустел, Таул поднес его ко рту и хлебнул глоток. Никогда он больше не станет напиваться допьяна, но и святого из себя корчить не намерен. Выпил глоток — и довольно, а остальное тоже в огонь.

Настало время свести счеты с прошлым. Заткнув нож за пояс, Таул вышел на кухню. Хорошенькая служаночка показала ему, где выход, и намекнула, что по вечерам почти всегда свободна. Он низко поклонился ей, польщенный ее предложением, но решил не принимать его. Она слишком молода, слишком невинна. Он лишил бы ее всех иллюзий.