И, конечно же, Свят был в шоке. А когда пришёл в себя, мы сильно поругались. Но я старалась стойко вынести вполне обоснованные претензии мужа, что я не имела права принимать такое серьёзное решение самостоятельно.
В ту ночь он ушёл, оставив меня в больнице. Но через сутки появился в моей палате снова. С букетом и виноватым взглядом. Он просил прощения за резкие слова, клялся в любви… Уже тогда я почувствовала – что-то не так.
Но от своих предчувствий я отмахнулась, решив, что мужу просто нужно время на осознание, что у нас скоро появится маленький, и тогда всё будет так, как мы мечтали.
И мне казалось потом, что осознание пришло, хоть Свят по-прежнему не проявлял особых восторгов от моей беременности. А мне так хотелось увидеть радость в его глазах. Я настойчиво подсовывала ему снимки УЗИ, фото малышей, вещички. Но он был холоден и часто едва скрывал раздражение. А потом уходил с головой в работу…
Хотя… теперь я понимаю, что его ночные отлучки никак не были связаны с работой.
Наивная дура ты, Машка! Нужно же было раньше всё понять! Но ты отчаянно верила в вашу любовь!
Наталья бы долго истерически смеялась над тобой! И поделом!
Обнимаю живот крепче, вытираю текущую по щеке слезу.
Стараюсь прислушаться к движениям малыша внутри. Давай, маленький мой, подай знак, что с тобой всё в порядке. Мне очень нужны силы, чтобы пережить всё это.
Накрывает вдруг чёрное беспросветное осознание, что бороться мне придётся самостоятельно. И потом надеяться только на себя. Потому что измену я не прощу. Просто не смогу жить с этим отравленным чувством внутри.
Но прямо сейчас я решаю сосредоточиться целиком на ребёнке. А дальше… Не знаю я, что дальше. Лишь бы малыш мой выжил…
Глава 3.
Машина тормозит. И снова тряска, меня везут в приёмный покой. Новые врачи осматривают, слушают, измеряют давление, дёргают.
Но сейчас я уже могу сама сесть и более или менее внятно ответить на вопросы врачей. По их хмурым лицам я понимаю, что дела у нас не слишком хороши.
– Вам придётся остаться в отделении, – делает заключение доктор, просматривая мою кардиограмму. – Вы готовы?
– Конечно, – сглатываю тяжело.
– Я позову вашего мужа, пусть поможет вам добраться до палаты.
Как только я понимаю, что снова увижу Свята, сердце простреливает новым болезненным ударом, и я начинаю задыхаться.
– Что случилось? – подхватывает меня врач.
– Я не хочу видеть мужа, – всхлипываю я с отчаянием.
– Что ж, – отвечает врач с заметным раздражением. – Вам помогут санитары. А мужу вашему я передам, чтобы пока не приходил. Ваш покой сейчас на первом месте! Вы понимаете, насколько серьёзно ваше положение?
– Да, – беру себя в руки.
– Дышите глубже и думайте о ребёнке, а не о… других проблемах.
– Я поняла. Вот поэтому пусть муж пока меня не беспокоит.
– Я ему передам, – выходит, прикрывая дверь приёмного покоя.
Немного расслабляюсь. На текущий момент меня это устраивает. А дальше… время покажет.
В палате быстро засыпаю, видимо, под действием препаратов. А утром снова начинаются мучения. Уколы, анализы, процедуры.
Но это даже хорошо, потому что как только суета отступает, меня тут же захлёстывает отчаяние.
Хочется рыдать и требовать ответа: почему? За что? Неужели ты не смог потерпеть этих несколько действительно мучительных месяцев, когда я совершенно не могла думать о сексе и удовольствиях? Да, фигура поплыла, это факт, но всё ведь не просто так. Неужели же тебя толкнула на измену перспектива отцовства?
Ты ведь не такой, Свят? Или я плохо тебя знала? Ты же не мог притворяться столько лет для того, чтобы в самый тяжёлый для меня момент ударить в спину своим предательством?
Знаю, что прямо сейчас не получу ответов, да и когда получу – неизвестно. Не могу я сейчас спокойно разговаривать с мужем, а нервы для меня смертельны.
Знаю, что Свят приходил. Я слышала его голос в коридоре, да и санитарка утром принесла пакет с моими вещами. Только он мог их привезти.
А следом приносят огромный букет. Мои любимые ромашки и ирисы.
Сердце от этого снова пропускает удар.
“Ромашки для моей любимой Машки, а ирисы для моей любимой Ириски”, – так раньше приговаривал мой муж. И да, Ириской он тоже меня называл за мою любовь к сладкому.
Эти раньше светлые воспоминания сейчас когтями полосуют душу.
– Уберите цветы, – прошу санитарку. – У меня на них аллергия.
– Да? – смотрит удивлённо женщина. – Ой, как жаль. Такие красивые. Что же делать с ними?
– Выбросите, – предлагаю безразлично.
– Да вы что! Они же стоят целое состояние. Себе заберу, можно? – улыбается пожилая женщина.
– Можно. Пусть хоть вас порадуют.
Сворачиваюсь клубочком под одеялом, снова изо всех сил отгоняю тяжёлые воспоминания и борюсь с подступающими слезами.
Сосредотачиваюсь на ребёнке. Поглаживаю живот, разговариваю с сыночком:
– Мы справимся, мой хороший. Ради тебя мама всё выдержит. И воспитает тебя сама, раз уж с папой так вышло. Не хочет он сына, что ж, пусть наслаждается вольной жизнью. А мы с тобой, малыш, и сами проживём.
Получаю уверенный толчок в ладонь, это успокаивает.