Измена. Мой непрощённый (СИ)

— Притом! — и продолжает настаивать, — Нужно встречаться с мужчинами. Нужно в свет вы ходить.

— Я встречаюсь, — отвечаю расплывчато.

Но мама, услышав, не может поверить:

— Как? Ты встречаешься с кем-то?

— Ну, да, — отзываюсь, уже пожалев о своей многословности.

— Настя! Я же надеюсь, что ты не водишь в дом мужиков? Детям рано знакомиться с кем-то! — напутствует мать. Будто всю свою жизнь я только и делала, что водила.

Я оскорблённо вздыхаю:

— Мам, за кого ты меня принимаешь?

— За нормальную женщину, которой вот-вот сорок лет, — делится мама.

— Спасибо, что напомнила, — отвечаю спокойно, стараясь не сбить позитивный настрой.

— Время быстро летит! — заявляет она, — Оглянуться не успеешь, а ты уже — старая кляча! А из мужского вокруг одни только овощи. Огурцы, кабачки да патиссоны.

Я смеюсь:

— Почему? Помидоры ещё.

— Помидоры, они круглые, — возражает мама. И я понимаю, что форма имеет значение.

— Подожди! — прерываю её, — А как же Николай Трофимыч? Ты говорила, что он тебе крышу чинил?

Тот самый «любовник бабули», так его нарекла моя дочь. Он соседствует с мамой. Одинокий, давно потерявший жену. Возрастной, но достаточно крепкий и очень серьёзный. Ко мне исключительно «вы». Ну а к маме, по имени отчеству. Им сам Бог предрекает быть вместе! Но маму непросто «отдать под венец».

— Ой, да на кой он мне сдался? — излишне порывистый тон выдаёт в ней смущение.

Ведь я и сама наблюдала не раз, как она поправляет причёску и смотрится в зеркало дольше обычного, если снаружи её караулит сосед.

— Почему? — я клянчу, как будто ребёнок.

— Да, он — старый дед! — обижается мама.

— А ты молодая? — спешу я напомнить о том, сколько лет ей самой.

Однако она не забыла:

— Конечно, моложе. На целых пять лет!

Я усмехаюсь:

— Что такое пять лет?

Мама вазюкает трубкой по уху. Отчего её голос звучит приглушённо:

— В этом возрасте год, он за десять идёт.

«Как в детстве, что ли», — думаю я. И уже представляю себе, что Вите исполнится сорок. Ну, а мне? Пятьдесят. И мамина фраза в подобном контексте обретает совсем иной смысл.

Тут Витя и сам покидает пределы кондитерской, держа упакованный тортик в руке. День знакомства настал! Мы уже — официальная пара. Правда, моя дочь не в курсе. Но Деня одобрил «союз одиноких сердец». При нём мы ведём себя сдержанно. А сын повторяет, что, если б не он, то ни Витя, ни я, не решились бы «выйти из сумрака».

Однако сегодня, он будет знакомить меня. Со своей обожаемой тётей! И колени дрожат так, будто мне предстоит кастинг на главную роль.

Старый кирпичный дом нуждается в ремонте. Фасад обветшал, кое-как замазаны трещины в разных местах. Но атмосфера приятная! Сушатся вещи, без стыда демонстрируя яркий окрас. На детской площадке когорта мальчишек играет с собакой. Та весело машет хвостом и держит в зубах эстафетную палочку.

Я очень часто скучаю по этой живой обстановке, по жизни внутри «муравейника». Как его называл бывший муж! Он стремился скорее уехать из многоквартирного дома. Он с детства мечтал о своём. А я? Я мечтала? Или же просто, поддавшись его уговорам, себя убедила, что — да.

Но сейчас, я думаю, мне гораздо комфортнее было бы жить в окружении лиц, голосов. Тогда бы риск провести свою жизнь в одиночестве был минимальным. Я думаю часто, что будет, если женится сын, если дочка уедет учиться? Зачем мне тогда этот дом…

За дверью, обитой тугим дерматином, квартирка. Такая же древняя, как этот дом. Витя звонит, а я тихо дышу, убеждая себя, что я — взрослая женщина. Ведь не девочка, чтобы бояться знакомства с роднёй! В том-то и дело. Не девочка. Как воспримет меня его тётя?

Та возникает в проёме, как маленький сгусток энергии. Крик озаряет прихожую:

— Витенька! Радость моя! Вот же радость! А я уже жду вас. Уже пирогов напекла.

Я выдыхаю, поняв, что меня не обидят. Не подвергнут досмотру. Меня примут, как гостью, обнимут и пустят в свой дом.

— Вот, тёть Тань, это моя Настя, — произносит с таким нежным трепетом, Витя. Что я опускаю глаза. Это короткое слово «моя» наполняет восторгом, как в детстве.

Тёть Таня глядит снизу вверх. Роста она невысокого. Но телосложением раза в три больше меня. Однако оно не мешает ей двигаться шустро. Это я стою, как прилипшая к полу.

— Ой, ну, красавица! — всплеснув ладонями, тётя берётся меня обнимать.

Я слегка наклоняюсь, щекой прижимаюсь к её волосам. Светлые, с лёгкой волной по краям, они пахнут духами. Забытым, волнующим запахом детства, цветочной пыльцы и тепла. Так пахла бабушка! И обнимала вот также, как будто желая расплющить меня.

— А я тёть Таня, воспитала вот этого лоботряса, — отпустив, она прижимается к Вите. И я улыбаюсь тому, как забавны в сравнении двое этих, совсем непохожих людей.

— Очень рада с вами познакомиться, — спешу я ответить, — А Витя так много о вас говорил.

Тёть Таня смеётся:

— А уж сколько он про тебя мне рассказывал! Говорит, мам, я нашёл своё счастье!

Витя смущён, но не спешит прерывать. Я знаю, что он называет её своей мамой. И от этого сердце сжимает в тиски.

Мы проходим в гостиную. В квартире три комнаты. Узкий и тёмный рукав коридора упирается в дверь.