Измена по-венециански

Кассиопея оставалась на своем наблюдательном пункте в тридцати метрах от музея. Они видела, как, подобно далеким звездам, вспыхнули, горели, а затем погасли две яркие голубые точки. Два удара фомкой — и воры, сбив утратившие всякую прочность замки, вытащили из скоб деревянный засов. Затем они открыли двери и втащили свои пожитки внутрь.

Кассиопея заметила, что они принесли с собой механическую тварь, похожую на черепаху, а это означало, что музей Торчелло обречен.

Один из мужчин закрыл двойные двери изнутри.

Пьяцетта вновь превратилась в зловещий пустырь — темный и сырой. Тишину нарушал только звук дождевых капель, барабанящих по поверхности луж. Кассиопея стояла на церковном крыльце, обдумывая план действий, и вдруг заметила, что деревянный засов остался снаружи.

По винтовой лестнице Виктор поднялся на второй этаж музея. Его глаза быстро привыкли к царящей здесь темноте, поэтому для него не составило труда сориентироваться на первом этаже и добраться до лестницы, ни на что не наткнувшись. Так же легко он ориентировался и на втором, где стояли три здоровенных стенда со стеклянными крышками. В среднем лежал слоновий медальон.

Рафаэль находился на нижнем этаже, расставляя бутыли с «греческим огнем» таким образом, чтобы пожар, который вспыхнет здесь через несколько минут, уничтожил здание музея до основания.

Одним ударом фомки Виктор разбил стекло и осторожно, чтобы не порезаться об осколки, вытащил медальон. Затем Виктор бросил на стенд одну из трех пластиковых бутылей, которые принес с собой, а две другие оставил на полу.

Он не мог с уверенностью сказать, является ли медальон подлинным, но на первый взгляд монета казалась настоящей.

Виктор сунул медальон в карман и посмотрел на часы. Без двадцати одиннадцать. Они опережали график, и у них в запасе оставалось более чем достаточно времени, чтобы встретить верховного министра. Может, Зовастина и впрямь наградит их несколькими днями отдыха?

Он спустился на первый этаж.

Еще раньше они обратили внимание на то, что полы в музее деревянные. Стоит им загореться, как через несколько минут вспыхнет второй этаж, мигом присоединившись к сумасшедшей огненной пляске.

Вглядевшись в темноту, он увидел Рафаэля, склонившегося над «черепашкой». Затем послышался щелчок, и механическое устройство загудело. Робот покатился вперед и, доехав до дальней стены помещения, принялся разбрызгивать вокруг себя горючую смесь.

— Все готово, — сказал Рафаэль.

«Черепашка» продолжала колесить по комнате, ничуть не переживая по поводу того, что вскоре ей предстоит погибнуть. Ни чувств, ни угрызений совести. Именно то, подумалось Виктору, чего ожидала от него Ирина Зовастина.

Рафаэль толкнул двери выхода.

Они не открылись.

Он повторил попытку.

Результат оказался тем же.

Подошел Виктор и надавил на двери раскрытой ладонью. Они были заперты. Снаружи. На него накатила волна злобы, и он, отойдя на несколько шагов, с разбегу ударился в двери всем телом, но только разбил плечо. Толстые двери на массивных железных петлях даже не шелохнулись.

Взгляд Виктора беспомощно метался по темному залу музея.

Когда сегодня днем они осматривали здание музея, он заметил решетки на окнах. Тогда он не придал этому значения, поскольку они собирались войти и выйти через главный вход, однако теперь зарешеченные окна наполнились новым — зловещим — смыслом.

Виктор посмотрел на Рафаэля. Хотя он не видел лица своего напарника, но зато точно знал, о чем тот думает.

Они оказались в западне.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

40

Вторник, 21 апреля

Самарканд

1.40

Винченти осторожно спустился по трапу частного реактивного самолета. Полет от Венеции до столицы Центрально-Азиатской Федерации занял шесть часов, но он совершал это путешествие много раз и уже научился коротать время в долгом полете, наслаждаясь роскошью эксклюзивного салона и возможностью в кои-то веки отдохнуть. Следом за Винченти в благоуханную ночь вышел Питер О'Коннер.

— Я люблю Венецию, — проговорил Винченти, — но мечтаю о том времени, когда наконец перееду сюда. Я вовсе не буду скучать по венецианским дождям.

На бетоне взлетно-посадочной полосы их ждала машина, и он направился прямо к ней — разминая затекшие ноги и уставшие мышцы. Из автомобиля вышел водитель и открыл заднюю дверь. Винченти забрался внутрь, а О'Коннер сел на переднее сиденье. Прозрачная плексигласовая перегородка не позволяла водителю и переднему пассажиру слышать то, о чем говорят сзади.

Сзади уже сидел темноволосый мужчина с оливковой кожей и глазами, по которым было видно: даже в самые сложные моменты они находят в жизни что-нибудь забавное. Острые скулы и тонкая шея были покрыты густой щетиной, моложавое лицо даже в этот поздний час светилось энергией, глаза — быстрые и внимательные.

Камиль Каримович Ревин занимал пост министра иностранных дел Федерации. Не наделенный практически никакими полномочиями, он был чем-то вроде комнатной собачки верховного министра и беспрекословно выполнял ее поручения. И тем не менее семь лет назад Винченти заметил в этом человеке кое-что еще.