Измена. Сохрани меня [СИ]

Качаю головой. Руслан бросает взгляд на мои губы, замирает. А потом резко поднимает глаза:

— Прости. Я думал… Пойду, пожалуй. Извини, что потревожил.

Руслан сам отступает и, словно очнувшись, отпускает мои руки.

— Зачем тебе Вадим? Что-то в фирме? — наконец задаю вопрос.

Он качает головой.

— Злата тебе что-то про них рассказала? Про Вадима? Ответь, Руслан!

— Злата… в реанимации. Она в тяжелом состоянии.

Я округляю глаза, совершенно не понимая, как на эту новость реагировать. Мысленно я бывшую подругу разорвала в клочья, но сейчас ничего похожего на злорадство не испытываю.

Вдруг вспоминаю, что и Даша в телефонном разговоре упомянула Исакову. И если вчера с девушкой было все в порядке, значит, что-то случилось после нашей «встречи».

— При чем здесь… Вадим?

Руслан будто раздумывает, стоит ли мне говорить, но в итоге произносит:

— В последний раз в сознании ее видели с Вадимом возле его офиса. Он бы с ней… груб.

— Он ее избил?

Представляю Вадима вчера и не помню… Я сама была не в себе, но Соколовский явно вел себя сдержано, он не мог так с девушкой, даже если… они поругались. Должно ли иметь для меня какое-то значение, что еще произошло? Мог ли Вадим быть таким жестоким?

У меня самой дыра в груди, я дышу через раз, и беспокоиться о предателях точно не в моих силах. Но этот человек отец моих детей. А Злата, хоть и плохая подруга, а все же, так ни с кем нельзя поступать. Даже с ней.

— Пока нет пояснений, что произошло, — он делает паузу, словно хочет удостовериться, известно ли мне, по какой причине его сестра в реанимации. Затем добавляет: — Я… все же пойду.

Бондарев почти уходит, но сделав два шага, снова оборачивается:

— Всё, что между нами было…

— Между нами ничего не было, — отсекаю холодно.

— Хорошо, — кивает. — Допустим. Но все, что у меня было и есть к тебе, все, что я говорил и делал, это было искренне, Лиза. И если ты захочешь меня слышать, просто позвони.

Он теперь просто отворачивается, а я дождавшись, когда Рус исчезнет за углом, закрываю дверь. Остаюсь наедине со своими мыслями, пытаясь понять, какого черта вокруг происходит. Хаос в голове, который терзал меня последние часы, усиливается. И я снова и снова готова погружаться в депрессивное состояние. Но звонок в дверь вырывает меня из очередного выкручивания наизнанку.

И вот теперь в гости пожаловала Дашка. Она с порога меня обнимает, и я тихо реву у нее на плече. А потом мы перемещаемся в кухню.

Там Дашка узнает в подробностях, какой на самом деле «козел» Соколовский. Вот как бывает: когда подруга его обвиняла бездоказательно, вписывая в общий список мужчин-изменников, у нее всегда находились доводы на мои «Вадим не такой». А когда выясняется, что ее обвинения детский лепет по сравнению с тем, что происходило на самом деле, она практически дар речи теряет, не ожидая, что все может быть настолько плохо.

— А я ведь его решила проверить на корпоративе… — отмирает она, когда я заканчиваю свою тираду. — Выходит, он меня развел.

Глава 35

Я принимаю сосредоточенный вид. О чем говорит Дашка?

— Помнишь, мы давно с тобой обсуждали, что нужно Соколовского твоего проверить? Но с сообщениями тогда не вышло, и я решила импровизировать. Он ведь не повелся, отказал мне так, что я от стыда чуть не сгорела. Хотела еще тебе утром рассказать, какой он у тебя крепкий орешек, не колется. Ну серьезно, он на тот момент был в той стадии, когда мужикам хоть кого подавай — поведутся. А Твой — «не интересует, прикинь». Ой, прости.

— Ты тут совершенно ни при чем, — говорю, подавив острый приступ боли в груди. — Его просто интересовала конкретная.

— Надо было нам его развести с сообщением тогда! Жаль, не вышло.

Она вдруг кусает губы и виновато добавляет:

— Тебе тогда не я отвечала. Прости, что не сказала сразу. Это был Дэн. Устроил мне… В общем, он решил даже, что я и твой муж… В общем что мы с ним мутим. Поскандалили, и какое-то время мне пришлось Дэну доказывать, что ничего нет, даже с тобой не виделась. Хотя мне кажется, — Дашка грустнеет, — ему вообще плевать, даже если бы было. Он все это устроил, просто чтобы на место меня поставить. А его эго вряд ли было задето. Плевать ему на меня, Лизка.

Она закрывает ладонями лицо, выдыхает, а потом резко выпрямляется, ладони от лица убирая. Образец стойкости, а не Дашка. И пусть она для всех стойкая и независимая, но я знаю, какая она ранимая. И сейчас наблюдаю, как глаза подруги становятся влажными, но она находит в себе силы сдерживается.

Шумова — это тот человек, который ничего в себе не держит, высказывая все в лицо. Лишь одно исключение есть — про свои чувства она говорить не умеет. И теперь не она, а я обнимаю подругу. Впервые понимаю, насколько ей плохо.

Мы болтаем до полуночи с перерывом на сообщения Вадиму. Я спрашиваю только про детей, не касаясь темы Златы. Соколовский пишет, что с детьми порядок, шлет фотографии с прогулки, счастливые улыбки детей вызывают приступ тоски.

Заберу и ни за что никому не отдам.