Изменяющие облик

Аликс открыла глаза, В ее руке было ожерелье, блистающее тысячами граней: внизу оно завершалось фигурой парящего ястреба, держащего в когтях мерцающий темный янтарь.

— Это обычай Чэйсули, — сказал Дункан.

— Воин предлагает женщине в дар ожерелье как знак союза, и если она принимает его, они считаются вступившими в брак.

— А что те клановые права, о которых ты говоришь?

Дункан улыбнулся:

— Я попрошу их в Совете, но если мы немного опередим события, это не страшно. Если ты этого хочешь.

Дрожащие пальцы Аликс скользнули по фигурке ястреба к янтарю:

— Я должна спросить, Дункан.

— Спрашивай.

— Ты сказал, что у твоего народа верность не слишком в чести… Он снова улыбнулся:

— Я так и думал, что ты спросишь об этом. Маленькая моя, тебе не нужно больше бояться. Хотя верно, что Чэйсули не всегда верны одной женщине, это не значит, что по-другому мы не можем. Я уважаю твои хомэйнские идеалы, чэйсула. Я не собираюсь давать тебе ни малейшего повода изгнать меня из твоего сердца.

Она снова закрыла глаза — на этот раз чтобы скрыть слезы:

— Дункан… если это та толмоора, о которой ты говорил… мне кажется, я буду верно следовать ей.

Он наклонился к ней и поцеловал ее в лоб:

— Тише. Сейчас я должен покинуть тебя, меня ждет Совет, но я вернусь.

Отдохни, чэйсула, хорошо?

Ей хотелось удержать Дункана, но она не сделала этого. Когда он ушел, Райсса склонилась над ней и укрыла ее мягким одеялом.

— Теперь ты видишь его силу, Аликс. Кумаалин Шейна изменила его жизнь, но и сделала его воином.

Аликс казалось, что она медленно плывет куда-то по тихим волнам:

— Ты говоришь о нем так, будто знаешь его дольше многих. Райсса улыбнулась:

— Так оно и есть. Я носила его под сердцем.

Аликс широко распахнула глаза:

— Ты — мать Дункана ?

— И Финна.

— Ты не говорила… — растерянно сказала Аликс и задумалась. — Впрочем, они тоже.

— Не было. нужды. Но разве я не слушала тебя, когда ты жаловалась на Финна, в душе томясь по Дункану?

— Госпожа, ты пристыдила меня, — Аликс опустила веки. — Я говорила о твоем сыне то, чего не должна слышать ни одна мать.

Райсса весело рассмеялась:

— Я знаю все недостатки Финна, малышка. И ты обманываешь себя, если думаешь, что у Дункана их нет.

— Я не видела ни одного, — отчетливо проговорила Аликс.

Женщина снова рассмеялась и пригладила короткие волосы Аликс:

— Только потому, что ты не позволяла себе видеть их. Разве не из-за его ревности ты потеряла свои прекрасные волосы?

Аликс улыбнулась в ответ:

— Может, это и недостаток, но его я могу простить.

— Теперь отдохни, маленькая, — ласково сказала Райсса. — Он вернется к тебе.

Аликс в последний раз попыталась вырваться из объятий усталости:

— Я дочь Хэйла, госпожа. Как ты можешь быть такой доброй к дочери того, кто оставил тебя ради другой?

— Это неважно, Аликс. Все это в прошлом.

— Я знаю, как умеет ненавидеть Финн, — тихо промолвила Аликс. — Я не хочу, чтобы ты ненавидела меня так же.

— Хэйл был воином Чэйсули. Он вел себя так, как считал нужным, и по праву.

Для нас это закон, Аликс, и я всегда рада видеть тебя в моем шатре. Если с тобой ко мне вернется что-то от Хэйла, я буду рада.

— Райсса… — Тише. Если хочешь, мы поговорим об этом в другой раз. Может, ты что-то захочешь узнать о своем жехаане.

Аликс медленно скользила в сон — но и во сне она чувствовала себя счастливой от сознания того, что она все же стала женщиной Дункана.

Она еще успела подумать о тех чарах, которыми, видно, была наделена Линдир, раз могла так приворожить мужчину.

Может, и в ней, в Аликс, было что-то этих чар…

***

Два дна спустя Аликс устроили в шатре Дункана. Она сидела на ложе, под спину ей подложили свернутые шкуры. Ей было странно находиться в доме Дункана, сознавая, что теперь это и ее дом, но когда он приходил и был с ней, Аликс понимала только одно: что она — счастливейшая на свете женщина.

— Мне лучше, Дункан, — ласково сказала она.

Его взгляд был почти суров:

— Тогда объясни мне, как ты получила рану от стрелы.

Аликс рассмеялась:

— Это был молодой охотник. Элласиец, должно быть.

Дункан нахмурился:

— Объясни мне, с чего охотник вздумал стрелять в тебя, когда у него, скорее, должны были быть совершенно другие намерения по отношению к такой красивой женщине?

Она долго молчала, потом взглянула на Дункана:

— Потому что он думал — я волк. Дункан поднял брови:

— Не представляю, как он мог принять тебя за волка, Аликс. Может, он просто увидел Сторра — и промахнулся?

Что ж, видно, пришло время признаться во всем. Она пропустила Совет, где хотела показать свое умение, и ничего не рассказала Дункану. Она берегла и баюкала знание, как ребенка, храня его в тайне и предвкушая радость мгновения, когда она все скажет Дункану. Теперь оказалось, что это сложнее, чем она думала.

— Он не промахнулся, — наконец сказала Аликс, коснувшись заживающей раны.

— Он принял меня за волка, потому что я была волком.

Дункан издал невнятный недоверчивый возглас и присел у рабочего стола, вновь занявшись брошью, над которой работал уже два дня. Ожерелье, согретое теплом тела, украшало шею Аликс.

— Ты не веришь мне?

— Ты рассказываешь сказки, чэйсула.