Изнанка

— Хрен его знает, что он там видел, но я его слова запомнил. Никогда не забывал. Они словно в мозг мне въелись. Когда было трудно, проблемы всякие наваливались, я представлял себе большой зелёный дом и легче как-то становилось. В школе, если плохую отметку получал, пытался её сразу же исправить. Не потому что хотел отличником быть, а словно бы назло отцу: вот, мол, смотри, кого ты тупым называешь! Потом был университет, неплохая работа. И хорошо учился и хорошо работал я как будто тоже назло отцу. Ни дня не прогулял, даже в отпусках себе отказывал. Глупо, конечно, что-то пытаться доказать тому, к кому ненависть испытываешь и кого много лет не видел. Я ведь с отцом вообще не общался, а мама умерла, когда я ещё школу заканчивал. Он звонил мне, письма писал, а я трубку сразу же вешал, а письма выкидывал, не читая. У меня и в мыслях не было прощать его. Как вспоминал его вечно обвинительное лицо, холодные глаза, то, как он маму постоянно до слёз доводил… какое там прощение. А потом я телеграмму получил, в ней говорилось, что отец в тяжёлом состоянии. Но мне было плевать. Он умер, а я даже на похороны не поехал. Но после его смерти… даже не знаю… что-то во мне утратилось. Того, кому я всю жизнь что-то пытался доказать, больше не существовало. Ненависть прошла, но её сменила какая-то непонятная усталость. Наверное, так всегда бывает после многолетней битвы с ветряными мельницами. Мне захотелось просто жить спокойно и отдыхать от предыдущей жизни. Тупо звучит, верно? Но лучше я сказать не могу. И вот я купил участок в Белой Дали, дом спроектировал и построил, и собственными руками его покрасил в зелёный цвет, как на том рисунке из детства. А когда работу закончил, понял, что простил отца. Совсем простил. Позже я даже на его могиле побывал, а соседка мне письмо передала, которое он перед смертью написал. Отец в письме каялся, жаловался, что жил неправильно.

Виталий дёрнул плечами.

— Не знаю, зачем я тебе всё это рассказал, Борь. Просто… Этот Зелёный дом… Он как будто был со мной всегда. Он и есть — я. А тут я представил, как он исчезает под напором чёрного песка. И словно бы всё моё прошлое стирается — детство, юность, учёба в университете, годы, месяцы, часы, минуты…

— Но твой дом ещё стоит, — твёрдо заявил Борис. — Причём стоит в самом центре нашего острова. И если он и исчезнет, то исчезнет последним.

— Ну, это внушает оптимизм, — сказал Виталий с лёгкой иронией.

Борис поднялся, подошёл к дверному проёму и взглянул на дом.

— Поначалу мне казалось, что этот цвет… ядовитый какой-то. Вырви глаз. Но теперь лучше цвета я и представить не могу. Красиво.

Виталий встал, подошёл к Борису, и они вместе вышли из сарая. Оба глядели на дом оценивающе, как на произведение искусства.

— Знаешь, Виталь, на что он похож? — Борис прищурил правый глаз. — Он похож…

— На жизнь, — выдохнул Виталий.

— Вообще-то, я хотел сказать, на огромную зелёную лягушку.

Они оба улыбнулись.

Во двор вышли Марина с Капелькой, затем Вероника, которая подошла и прильнула к Валерию. Все посмотрели на стоявших возле сарая Бориса и Виталия.

Виталий вдруг смутился, осознав, что до сих пор держит в руке бутылку. С нетерпением он отвинтил крышку и вылил настойку на землю.

* * *

Позавтракав, Борис и Виталий прошлись по деревне, поговорили с людьми, выяснили, что ночью за периметр убежали шесть человек. Татьяна Бурунова, её муж Леонид и сынишка Стёпа, а ещё Илья Ткач и Зинаида Хрумова — эти пятеро рванули в чёрное убежище, когда на дома летел самолёт. Многие видели, как они бежали. А вот как исчезла Екатерина Грымова, никто не видел. Впрочем, всем и так было ясно, что она, как и те пятеро, решила укрыться от, казалось бы, неминуемой катастрофы в этих ложных убежищах.

Борис с Виталием решили проведать Маргариту. Едва они зашли во двор, к ним вышла Валентина.

— Плохо ей, — сообщила она, переминаясь с ноги на ногу возле приоткрытой двери. — Даже не знаю, что и делать. Ладно бы если бы просто жар был, но ещё эти серые пятна на руках…

— Пятна? — удивился Виталий.

— Ну да. Они появились после того, как Марго свою собаку на руки взяла. Вы же видели. Она взяла собаку и как будто обожглась. А потом эти пятна появились, и они увеличиваются, расползаются. Я боюсь, это какая-то зараза, так что… лучше вам от Марго и от меня держаться подальше.

Виталий сокрушённо покачал головой.

— Этого ещё нам не хватало.

— Марго постоянно тошнит, — продолжила Валентина. — Я дала ей жаропонижающее, руки смазала облепиховой мазью. Не знаю, чем ещё ей помочь. Хорошо хоть уснула, а то всё на боль жаловалась, плакала.

— Может, вам с ней не контактировать? — предложил Борис.

Валентина посмотрела на него так, словно он сильно оскорбил её.

— А кто за ней ухаживать будет? — сказала она резко, но потом её голос смягчился: — Кто-то же должен. Я, конечно, стараюсь к ней лишний раз не прикасаться, но чему быть, того не миновать.