Изнанка матрешки. Сборник рассказов (СИ)

Трудно вспоминать о событиях последующего полугодия моего пребывания в колонии роботов на Зибере. Смесь идей, сумбурных рассуждений со своим подобием, неустойчивое положение, по сути, правителя всей планеты, неудовлетворённость самим собой и постоянная тоска по людям и Земле.

– Человек! – каждое утро кричало моё подобие. – Излишний сон не украшение для человеческого интеллекта, – поучало оно меня. – Ты проспал семь часов две минуты и семь секунд!..

Чудовище!.. Вернусь на Землю, отосплюсь за весь год.

– Человек! Физзарядка, вот источник бодрости! Ты же при получасовом рационе усиленной физзарядки одиннадцать минут отдыхал, три минуты делал вялые движения, две минуты чесался и четырнадцать минут злился на меня.

– Иди-ка ты! – пытался парировать я монотонный голос подобия.

– Я – это ты! Я – твоё несовершенство! – тянул свою песню горбатый робот. – Моё существование – отражение твоего бытия.

– Я тебе устрою как-нибудь существование!.. Я тебе устрою бытие! – грозился я, но горб робота с каждым днём увеличивался. Теперь его общие мозги весили больше, чем было в нём самом чистого веса.

Он знал всё. Подозреваю, даже больше меня, так как у него появилась феноменальная механическая память, а корабельная библиотечная информация, к которой он имел доступ, обширной. Он всё умел, обладал непостижимой реакцией и, по существу, стал полноправным производителем работ вместо меня, несовершенного существа из биоплоти.

А я и не сопротивлялся. Вначале казалось любопытным, потом удобным, после я просто обленился, и отпало желание связываться с обсахарившимся подобием. Оно совершенствовалось, роботы его слушались, работали слаженно и хорошо. Строительство продвигалось.

Всё, в конце концов, в порядке.

Иногда моё подобие ублажало меня стихами собственного производства. Помню некоторые из них. Например, по утрам:

– Зибер-либер, звездолёт ходит задом наперёд. Тра-тата, тра-тата, вот такая красота!

К вечеру серьёзнее:

Было небо от света в складках холодных.

Били в небо прожекторы слёз отраженья.

Истекала Вселенная тьмой неуёмной,

отражалась и вольно вздымалась в груди.

Под настроение совсем закручено:

Матричная стройность мировых галактик.

секционность звёздных построений,

безнадёжность солнечных распадов –

порожденье хаоса и тьмы…

Так и проходило время. Моё подобие следило за мной и роботами. А я любовался скрытыми красотами Зибера, делал многодневные выезды за пределы строительной площадки, наслаждался отдыхом и почти ни о чём не думал.

Так было, пока…

– Зибер! Я – Земля! Принимай смену!

Земля! – захлебнулся я. Дорогая Земля! Я понял!

На смену мне прилетел ещё молодой, энергичный и весьма любознательный человек. Таким, как я был год назад.

Целую неделю он таскал меня по бескрайней площадке строящегося космодрома, лазил по переходам, падал в ямы, улыбался счастливо, пытался командовать роботами, суетился. Ему не терпелось занять моё место.

Всё это время моё подобие бегало за нами, беспокойно заглядывало мне в глаза, не ругалось и не поучало. Словно его подменили. Но я о нём и его будущем старался не думать.

А когда садился в звездолёт, то шепнул своему сменщику:

– Моего горбача демонтируй, и как можно скорее.

Он понимающе кивнул головой, наверно сам уже понимал, что к чему…

Пока до меня могли доходить сигналы маломощного передатчика на Зибере, они приносили с собой проклятия. Роботы там подчинялись только моему подобию, а после его уничтожения, разбежались. Теперь мой сменщик мотался по всей планете, сыпал мне вдогонку нелестные эпитеты, вылавливал беглецов и менял им испорченные мозги.

КАПЛЯ РОСЫ

– Не переживи своего времени! – настаивали его учителя.

Случилось это давным-давно, когда он только учился перевоплощению. Мир расширился перед ним многократно. И он с ребячливой непостоянностью то громоздился суровой в снежной шапке горой, то резвился в сочных травяных лугах молодым бычком, то целомудренно склонялся пышным кустарником над тихими водами безвестных озёр.

С годами резвости поубавилось. Он стал не так суетлив и спокойнее в выборе формы перевоплощения. И теперь мог на многие годы замереть мшистым валуном или дремать в образе могучего дерева.

Правда, иногда его спокойствие и тихое прозябание входило в противоречие с неспокойным и вечно изменчивым миром.

– Как много места он занял! – возмущались повзрослевшие, но подобающе не выросшие берёзки. Волей случая их корни закрепились в тени дуба, привольно раскинувшегося кроной.

И он, воплощение этого, мешающего новой поросли, дерева, кряхтя и негодуя в душе, уступал ей место. А чтобы никому не мешать, становился цветком. Однако его жалили пчёлы, норовили съесть или растоптать животные, на него ненароком наступала нога или срывала рука человека.

Время шло, и он всё чаще стал мешать людям, расплодившимся во всех уголках планеты.

– Этот утёс перегородил путь будущей дороги, – говорили они и набрасывались на него с кирками и лопатами, словно он и вправду был в чём-то повинен.

И тогда он перевоплощался в дорогу, которую они построили, но к адским мукам, испытываемых ею, никак не мог привыкнуть.