Изнанка неба

Подо мной быстро проносились последние жилые постройки и для Триполи я стал недосягаем. Греческий ландшафт казался грубым, но Ливия казалась мертвой и нетронутой, словно еще никто не нашел ей должного применения. Последние зеленые островки исчезли уже в нескольких милях от берега.

До самой пустыни оставалось еще сотни три миль, но мне бы не хотелось обосноваться в этих местах. Но кое-кто пытался это сделать. Изредка можно было заметить группы каменных строений без окон и крыш, окруженные чахлой растительностью.

Двадцать пять лет назад здесь находился передний край новой Римской империи, и пустыня должна была расцвести как роза в петлице Муссолини. Но что-то не заладилось.

Сейчас хоть какая-то жизнь сохранилась только в оазисах, а каменистые овраги и плато были безлюдны. Нефтяные компании разбили всю местность на участки и поставили несколько буровых вышек, но, похоже, на карте их было гораздо больше, а значит все их поиски оказались бесплодными.

Я старался не перегревать двигатели и внимательно следил за небом, стараясь не упустить появление инверсионного следа. Хотя Идрис вряд ли сможет заинтересовать моей персоной американскую авиабазу, но такая возможность все-таки была. Через три четверти часа погони по-прежнему не было видно, я повернул на юг и стал постепенно набирать высоту.

В двухстах милях от Триполи самолет поднялся до пяти тысяч футов, я включил автопилот и стал настраивать приемник на волну авиабазы. Наконец мне повезло, и после нескольких манипуляций с радиокомпасом ее пеленг был зафиксирован на трехстах тридцати пяти градусах. Если постараться удержать ее на том же месте, а лететь в обратном направлении, то есть взять курс на 155 градусов, то через три четверти часа я скорее всего окажусь в Мегари, в противном случае мне придется изрядно пошевелить мозгами, а пока у меня еще оставались другие проблемы.

Я поставил автопилот на крейсерскую скорость и дал легкий крен на нос, который надеялся уравновесить собственным телом, когда пойду в хвостовую часть, потом порылся в инструментах, захватил с собой отвертку, кусачки с плоскогубцами и отправился посмотреть на содержимое ящиков.

Я перекусил проволоку с таможенными пломбами и, пока не забыл вернулся в кабину, чтобы выбросить ее в окно. Наконец мне удалось вскрыть первый ящик и развернуть упаковку.

Как и предполагалось в ящике было оружие, но для стрельбы оно не годилось. Последний раз им пользовались много-много лет назад. Несколько винтовок Маузера образца прошлого века, столько же Мартини-Генри, но среди них попадались и совсем музейные экспонаты. Все остальное оружие было немецкого производства времен минувшей войны. Среди них не было ни одного годного экземпляра: обильная ржавчина, гнутые стволы, а некоторые детали вообще отсутствовали. Да с таким арсеналом революцию не начнешь.

Я стащил ее вниз и открыл второй ящик. В нем оказался такой же хлам. Я закрыл крышку и постарался найти хоть какие-нибудь пометки на других ящиках, но безуспешно. И в третьем ящике ничего нового не оказалось.

Весь замысел целиком принадлежал Миклосу. Это было что-то вроде двойного блефа, весьма привлекательного для человека, который скорее стащит у начальника полиции зажигалку, чем попросит огонька у ближайшего прохожего. Я ухмыльнулся и принялся за четвертый.

Эта штука лежала там на самом дне; плоская коробка дюймов восемнадцать в длину с надписью девять миллиметров, Люгер. Я засунул отвертку под крышку, надавил на нее и сразу стал богатым человеком.

13

Прошло несколько минут, и мне наконец пришло в голову пересчитать все украшения.

Всего их было двенадцать. Три больших широких золотых кольца с единственным бриллиантом или рубином. Пара сережек, выполненная в виде золотых цветов, украшенных мелкими бриллиантами и жемчугом. Каждая сережка заканчивалась золотым колокольчиком с рубиновым язычком. Две пары головных украшений из золота, нитей жемчуга и мелких драгоценных камней. И, наконец, три ожерелья от которых я просто не мог оторваться. Каждое из них состояло из нескольких нитей. На первых двух рядах жемчужины перемежались с небольшими орнаментами из рубинов или бриллиантов с бахромой из более крупных камней. Но третье отличалось от всех других украшений и своим видом затмило их все. Ни одной жемчужины, циркона или шпинели, сплошное переплетение сверкающих бриллиантов, рубинов и сапфиров в золотом обрамлении с подвесками из сапфиров и бриллиантов, каждый из которых был не меньше пятнадцати карат, а самый крупный больше двадцати.

Но в первый момент у меня не было никакого желания считать камни, караты и цены. Я просто наслаждался их видом, брал их в руки, дышал на них и потом смотрел, как к ним возвращается прежний блеск и великолепие. Потом мной овладел страх, что все сокровище исчезнут. Тогда я вцепился в них двумя руками и уселся на дно моей "Дакоты" среди ружейного хлама. Сердце так стучало у меня в висках, что заглушило шум мотора.

Я чувствовал себя богом на двухмоторных небесах, и я был богат, очень богат, черт подери!