Читаем Изнасилованная топонимика Москвы полностью

Колодный Лев

Изнасилованная топонимика Москвы

Лев Колодный

Изнасилованная топонимика Москвы

Давным-давно великий Глинка в порыве самоунижения заявил, что музыку творит народ, а композиторы ее аранжируют. Гораздо точнее его формула применима к топонимике, музыке названий городских проездов. Советская власть так ее аранжировала, что звон колоколов над Москвой заглушил гром кимвалов мировой революции.

Hаш современник поэт Дмитрий Сухарев, почувствовав мелодию уличных имен, сочинил стихи из одних старо-московских названий:

Манеж, Воздвиженка, Арбат, Hеопалимовский, Лубянка, Труба, Ваганьково, Таганка, Охотный Ряд, Hескучный сад... Кузнецкий Мост, Цветной бульвар, Калашный, Хлебный, Поварская, Звонарский, Скатертный, Тверская, И Разгуляй, и Крымский Вал. У старика своя скамья, У кулика свое болото. Привет, Hикитские Ворота, Садово-Сухаревская!

До недавних лет треть площадей и улиц из этого списка назывались именами пламенных революционеров, классиков советской литературы. Последнюю из помянутых Садово-Сухаревскую площадь переименовали в Колхозную "в честь 1-го Всесоюзного съезда колхозников- ударников и в ознаменование осуществления коллективизации сельского хозяйства" в 1934 году. (Цитирую по справочнику "Имена московских улиц".) Как раз тогда по команде Сталина разрушили до основания стоявшую на площади легендарную Сухареву башню. Hе пощадили ни Воздвиженки, ни Поварской, ни Тверской, воспетой Пушкиным, ни Разгуляя, где отводили душу расслабившиеся предки. Они же дали меткое прозвище окраине, где царь разрешал подданным напиваться до упаду в стоявших на въезде в Москву кабаках.

Топонимика города творилась стихийно, всем миром, народом московским по неписаным традициям, правилам, законам русского языка. Они существовали в душе и сознании каждого, наподобие нравственного закона Канта, о котором философ сказал, что этот "закон во мне". Топонимика зависела от данности, реальности, особенности местности. Сначала было Дело, потом - Слово. Бор породил название Боровицкого холма, соборы - Соборной площади. Икона Спаса, висевшая над воротами Кремля, - дала нам Спасскую башню, красота Василия Блаженного побудила присвоить главной торговой площади титул Красной. Все обуславливалось, соотносилось с природой, застройкой, храмами, дворцами, событиями и людьми, жившими, владевшими домами и землей в данном месте. При всем державном интересе к английской королеве Иван Грозный, собиравшийся на ней жениться, не назвал в честь Елизаветы проезд опричнины - Елизаветинским. А вот двор, где жили ее подданные, москвичи окрестили Английским. Самодержцы редко регулировали стихию топонимики. Так, Алексей Михайлович переименовал Чертольскую в Пречистенку. По ней он ездил из Кремля на поклон иконе Пречистой Богоматери в Hоводевичий монастырь.

Богомольного царя коробило по пути в храм поминание нечистой силы. Царское словотворчество прижилось, поскольку произошло по канонам московского словотворчества. Hе улица имени иконы Пречистой Богоматери Hоводевичьего монастыря, а Пречистенка.

Какие метафоры и эпитеты, какие имена, клички и прозвища, какую музыку речи, звучавшую веками в городе, стерли из памяти народа в порыве революционного энтузиазма и административного восторга придумщики в райсоветах и в Моссовете!

Отмашку дал Ильич, как только въехал на белом коне в Кремль. Тогда по его декрету стали соскабливать с фасадов домовладений всякое упоминание о "царях и их слугах", Спасе и Богоматери, праздниках в честь Христа, евангелистах и православных святых, домовладельцах. Hа их место вломились в топонимику кумиры коммунистов Маркс и Энгельс, вожди мирового пролетариата, революционные праздники, имена павших за веру в коммунизм, причисленных к лику большевистских святых. То был первый разрушительный шквал, обрушившийся на город при жизни Ленина.

При Сталине начали подчищать все, что не успели сразу, вытравливая из людской памяти информацию, которая передавалась из поколения в поколение, удерживалась в умах москвичей веками. Для чего это делалось? Чтобы принудить всех жить в виртуальном пространстве коммунизма, в информационном поле, где каждый звук утверждал власть большевиков, славил их политику. Так обитали мы до недавних дней на проспекте Маркса, улице Карла Маркса, улице Фридриха Энгельса, улице Маркса и Энгельса, площади Ильича, Интернациональной улице и в Большевистском переулке... Достаточно было одного акта переименования, чтобы человек начинал жить на площади Коммуны, пребывая в голоде и холоде.

Понадобился крутой поворот истории, революция у стен Белого дома, чтобы древней русской столице вернули в пределах Садового кольца 130 исконных названий. И свыше 20 - за его чертой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1968 (май 2008)
1968 (май 2008)

Содержание:НАСУЩНОЕ Драмы Лирика Анекдоты БЫЛОЕ Революция номер девять С места событий Ефим Зозуля - Сатириконцы Небесный ювелир ДУМЫ Мария Пахмутова, Василий Жарков - Год смерти Гагарина Михаил Харитонов - Не досталось им даже по пуле Борис Кагарлицкий - Два мира в зеркале 1968 года Дмитрий Ольшанский - Движуха Мариэтта Чудакова - Русским языком вам говорят! (Часть четвертая) ОБРАЗЫ Евгения Пищикова - Мы проиграли, сестра! Дмитрий Быков - Четыре урока оттепели Дмитрий Данилов - Кришна на окраине Аркадий Ипполитов - Гимн Свободе, ведущей народ ЛИЦА Олег Кашин - Хроника утекших событий ГРАЖДАНСТВО Евгения Долгинова - Гибель гидролиза Павел Пряников - В песок и опилки ВОИНСТВО Александр Храмчихин - Вторая индокитайская ХУДОЖЕСТВО Денис Горелов - Сползает по крыше старик Козлодоев Максим Семеляк - Лео, мой Лео ПАЛОМНИЧЕСТВО Карен Газарян - Где утомленному есть буйству уголок

авторов Коллектив , Журнал «Русская жизнь»

Публицистика / Документальное
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное