Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

Описание Польши в «Энциклопедии» начиналось небольшой статьей о «географии» этого «обширного европейского королевства», за которым следовал более пространный рассказ о его «истории и образе правления». Де Жакур обещал, что «общая картина» Польши — «ее очерк, который я собираюсь набросать» — будет «полезной», стимулируя политические и философские дискуссии; в качестве своего основного источника он отсылал читателей к «Истории Яна Собеского» Койе[472]

. Эту книгу восприняли очень неоднозначно, поскольку сочувственное описание в ней польских республиканских установлений, основанное на реформаторском манифесте Станислава Лещинского, выглядело довольно революционным в монархической Франции времен Людовика XV. Однако, хотя де Жакур прибегал к обширным заимствованиям из Койе и хвалил Лещинского, его собственные замечания о политической системе в Польше были вполне критическими. Он восхищался «величественным зрелищем» польского сейма, которого он, скорее всего, никогда и не видел, — но, как и следовало ожидать, осуждал пресловутое право вето, которым обладал каждый шляхтич; это право, «если иногда и приносит несколько пользы, все равно причиняет больше вреда». В целом же, по его заключению, «это королевство на севере Европы столь неудачно использует свою вольность и право избирать себе короля, что его пример, как кажется, служит утешением тем соседним народам, которые потеряли оба эти преимущества». Де Жакур отзывался еще более уничижительно о крепостном праве в Польше, сравнивая его с азиатским рабством. В своем описании он создал образ «обнаженных детей, которые страдают от тягот холодного климата, в одном помещении с домашними животными» и сожалел о рабах, которым неизвестны слова «мое поле, мои дети, моя жена». Де Жакур задавался вопросом, что раньше приведет к падению Польши, «крайности рабства» или «излишки вольности»[473]

.

Поляки, «когда они еще были сарматами», повелевали огромной державой, простиравшейся от Дона до Вислы, от Черного моря до Балтики, то есть включавшей в себя всю Восточную Европу, даже Богемию. Де Жакур объяснял создание этой империи «дикими инстинктами» этого «варварского народа». Поляки, однако, не смогли сохранить «наследие» своих сарматских предков, и постепенно их владения свелись к границам современной Польши. Представление о Польше как о государстве с постоянно уменьшающейся территорией, о польской истории как о процессе непрерывного сокращения указывало на географические последствия «истории и образа правления», подготавливая читателей к событиям грядущих десятилетий, когда в результате разделов Польша исчезла с карты. Вполне возможно, что география и образ правления Польши описывались в двух разных статьях именно потому, что она уже представлялась автору примером неудачного государственного устройства, лишенным географического выражения. Подобно тому как поляки утратили империю своих сарматских прадедов, они не смогли сохранить черты характера этих древних варваров: «поляки напоминают своих сарматских предков менее, чем татары напоминают своих прародителей». Однако де Жакур преподносил это различие в духе Руссо, как перемену к худшему: «Они забыли простоту и умеренность своих сарматских предков». Он не одобрял, что поляки заимствуют французские моды, «смешивающиеся с восточной роскошью». В отдельном примечании о коронации польских королей де Жакур описывал ее так, как он якобы ее видел

: «Здесь видишь азиатское великолепие вперемешку с европейским вкусом»[474]

. Именно благодаря такому смешению европейского и восточного, варварства и цивилизации, Польша и принадлежала к Восточной Европе.

В соответствии с антиклерикальным духом «Энциклопедии», обращение Польши в христианство в X веке вовсе не трактовалось как избавление от варварства. Де Жакур описывал эпоху, когда обращения добивались пыткой, когда евшим в пост мясо вырывали зубы, а прелюбодеев подвешивали на гвозде, вбитом «в орудие их преступления». Если Польша стала впоследствии «раем для евреев» и более терпима в религиозном отношении, чем любая другая европейская страна, это было случайным последствием ее отсталости: «Польша, однако, пребывала в варварстве дольше, чем Испания, Франция, Англия и Германия; это доказывает, что полузнание приносит больше бедствий, чем прямое невежество». Этим перечислением стран подчеркивался контраст между варварством Польши и сомнительной полуцивилизованностью Западной Европы. Верность поляков католичеству была еще одним доказательством их отсталости, поскольку «преувеличенная преданность указаниям Рима», то есть «слепое подчинение поляков», объяснялась «суеверным страхом», который они якобы испытывали[475].