Израильтяне и палестинцы. От конфронтации – к переговорам и обратно

Премьер-министр И. Рабин также полагал, что перемены в мире и в регионе дают кратковременную возможность разрешить основные противоречия между Израилем и его арабскими соседями. Он чувствовал, что необходимо заключить мир как можно скорее, и, как и Ш. Перес, полагал, что это должно произойти прежде, чем арабские страны обретут ядерный потенциал: «…В последнее время некоторые страны нашего региона все более активно стремятся к разработке и производству ядерного оружия. Израиль негативно оценивает возможность появления ядерного оружия на Ближнем Востоке в ближайшие годы. Эта ситуация требует от нас осознания неотложной необходимости завершения арабо-израильского конфликта и достижения мира с нашими арабскими соседями» [76] . Кроме того, И. Рабин указывал на чрезвычайную опасность, которую представляет собой исламский фундаментализм как генератор регионального террора. Задолго до 11 сентября 2001 года он сказал: «Израиль был первым государством, осознавшим ядерную угрозу со стороны Ирака, и теперь мы стоим первыми на линии огня со стороны исламского фундаментализма» [77] . По мнению И. Рабина, было необходимо заключить мир с ООП до того, как угроза со стороны ХАМАСа и «Исламского джихада» станет чрезвычайной. Из этих высказываний видно, что И. Рабин и Ш. Перес в одинаковой мере признавали стратегическую необходимость мира.

Обобщив эти точки зрения, можно сказать, что если в 1975 году Ш. Перес и И. Рабин считали, что Израиль нуждался в безопасности, чтобы достичь мира, то в 1993 году руководимый ими Израиль стремился к миру, чтобы обрести безопасность. Это отражает резкую смену концепции отношения к землям, когда признается, что практически никакая часть какой-либо территории не дает Израилю таких преимуществ, чтобы стоило удерживать ее ценой, не позволяющей добиться заключения мирного соглашения. Знаменитое высказывание Моше Даяна «Лучше Шарм аш-Шейх без мирного договора, чем мирный договор без Шарм-аш-Шейха» было де-факто дезавуировано не только на конкретном (это случилось при подписании соглашения с Египтом в 1979 году, в подготовке которого М. Даян участвовал в качестве министра иностранных дел), но и на обобщенном уровне. В соответствии с этим убеждением официальное мирное соглашение, подкрепленное международными гарантиями, демилитаризацией и специальными механизмами наблюдения, обеспечит безопасность с большей вероятностью, чем, например, аннексия контролируемых территорий или их части.

Надежды, связывавшиеся с процессом Осло, к сожалению, по большей части не сбылись: терроризм не только не был искоренен, он даже не уменьшился. Мрачное свидетельство тому – число погибших: в течение двух с половиной лет после подписания Декларации о принципах в террористических актах было убито больше израильтян (213 человек), чем в предшествующие десять лет (с января 1983 по сентябрь 1993 года погибли 203 человека). За восемь лет, прошедших с момент подписания Декларации о принципах палестино-израильского урегулирования, численность погибших в терактах граждан Израиля превысила пятьсот человек, причем в период правления И. Рабина и Ш. Переса она превышала шестьдесят человек ежегодно, затем снизилась почти до нуля, когда главой правительства был Б. Нетаньяху, после чего взлетела до почти двухсот человек в первый год второй интифады (с сентября 2000 по сентябрь 2001 года). При этом за восемь лет после подписания Соглашения Осло-1 на суверенной территории Израиля (в пределах «зеленой черты») погибли 216 гражданских лиц, в то время как за восемь предшествующих лет (с января 1985 по сентябрь 1993 года) – только 59. Таким образом, процесс Осло, начатый с целью повысить безопасность граждан Израиля и снизить, как хотелось надеяться, до нуля число жертв террористических актов, на деле привел к резкому ухудшению ситуации и значительному увеличению числа погибших.

Политики, считавшие правильным продолжать переговорный процесс с ООП, оказавшись в столь неожиданной для них ситуации, выработали крайне оторванную от реального положения вещей доктрину, заключавшуюся в том, что рост терактов является следствием отчаянной активизации попыток всевозможных «экстремистов» сорвать «мирный процесс». Это было необычайно удобно лидерам ПНА, так как оказывалось, что убийцы израильтян постфактум объявлялись не «врагами Израиля», а «врагами мирного процесса», вследствие чего руководство ПНА становилось как будто «жертвой» терактов в той же мере, что и Израиль, и не несло, таким образом, никакой ответственности за них. Это как будто давало легитимацию продолжать переговорный процесс, проводя новые и новые «передислокации» войск (слово «отступление» не использовалось), невзирая на рост террора, однако создавало у значительного числа израильтян ощущение своего вынужденного присутствия в сюрреалистической утопии.