Израненное сердце

Без его члена, заполняющего мое нутро, я ощущаю пустоту и саднящую боль. Не смея смотреть на беспорядок, который мы устроили, я просто расправляю юбку.

Данте тяжело дышит. Он уже не выглядит таким диким, но кажется, еще не до конца пришел в себя.

Парень целует меня снова, на этот раз крепко и медленно.

– Ты в порядке? – спрашивает он.

– Да, – отвечаю я, тоже с трудом переводя дыхание.

– Было очень больно?

– Немного. Не сильно.

Я целую Данте, ощущая сексуальное напряжение в его теплом и влажном, все еще учащенном дыхании.

– Я люблю тебя, Симона, – говорит он, ловя мой взгляд своими темными глазами. – Я знаю, что прошел всего месяц…

– Я тоже тебя люблю, – отвечаю я. – Мне плевать, сколько прошло времени. То, что между нами…

– Ненормально, – продолжает Данте. – Я люблю тебя так… словно я уничтожил бы любого, кто посмеет встать между нами. Словно я сжег бы весь мир дотла, если бы пришлось.

Он не сводит с меня глаз. Я тоже не могу отвести взгляд. И не хочу его отводить. Я хочу лишь кивать в ответ.

– Я знаю, – отвечаю я.

– Мне нужна только ты. И больше ничего, – говорит он.

– Я и так твоя. Я вся твоя.

– Обещай мне Симона.

– Я твоя. До самой смерти.

Данте улыбается и прижимается ко мне полными губами.

– Ты нужна мне даже дольше, – рычит он.

Я никогда не должна была так влюбляться. Без причины и без шансов. Движимая лишь непреодолимой животной одержимостью.

Этого не должно было случиться.

Но это свершилось, и пути назад нет.

Я принадлежу Данте. А он принадлежит мне.

Данте

Это лето просто лучшее. Я влюблен впервые в жизни. Единственный раз в жизни.

Симона для меня идеал.

Она прекрасна и мечтательна. Я никогда не смог бы смотреть на мир так, как видит его она. Девушка всегда обращает мое внимание на цвета, текстуры, формы.

«Посмотри на эти облака и завитки на них – они напоминают древесину, видишь?»

«Посмотри, как падает свет на здания. Стекло словно сделано из золота».

«Чувствуешь этот запах? Это дамасские розы. Некоторым кажется, что они пахнут, как чайные листья…»

«Ой, потрогай этот камень, Данте! Если закрыть глаза, можно подумать, что это мыло…»

Мы становимся все смелее, гуляя вместе по всему городу, потому что я хочу показать Симоне все мои любимые места, ведь она живет здесь не так давно, как я.

Мы побывали на мысе Промонтори-Поинт и в ботаническом саду, прошлись по галерее уличного искусства на Вобаш-авеню, разглядывая муралы, нарисованные на стенах.

Мы даже дошли до выставки костюмов старого Голливуда 1930-х и 1940-х годов. Здесь, похоже, Симоне нравится больше всего. Она в восторге от зеленого платья из фильма «Унесенные ветром», которое, кажется, было пошито из шторы – сам фильм я не видел. Зато я узнаю рубиновые туфельки из «Волшебника страны Оз» – одну из нескольких пар, сделанных для фильма, если верить надписи на табличке.

Глядя на то, в какой восторг приводят девушку костюмы, я говорю:

– Тебе следует принять приглашение из Парсонса. Ты должна там учиться.

Симона замирает у витрины с верхней одеждой из фильма «Касабланка».

– А что, если я так и сделаю? – спрашивает она, не глядя на меня. – Что будет тогда с нами?

Я стою прямо за ней, достаточно близко, чтобы касаться изгибов ее бедра. Я вижу кусочек ее лица и как касаются щек ресницы, пока девушка стоит, потупив взгляд.

– Я мог бы навещать тебя… – говорю я. – Или я мог бы переехать в Нью-Йорк. На Манхэттене полно итальянцев. У меня там есть кузены, дяди…

Просветлев, Симона оборачивается ко мне.

– Правда? – спрашивает она.

– Лучше уж я перееду в Нью-Йорк, чем в гребаную Британию, – отвечаю я.

На самом деле я готов следовать за Симоной в любое место, где она захочет учиться. Но я-то знаю, что сама девушка предпочитает Кембриджу Парсонс.

– Мои родители и так уже бесятся из-за того, что я тяну с зачислением, – вздыхает Симона. – Я сказала, что начну с зимнего семестра[19].

– Это не их жизнь, – рычу я.

– Я знаю. Но я единственная, на кого они могут рассчитывать. Серва…

– Ты не обязана воплощать все то, что не может реализовать твоя сестра.

– Кстати, в последнее время ей намного лучше, – радостно говорит Симона. – Она принимает новое лекарство. Сейчас Серва разослала в Лондоне свои резюме. По крайней мере, мы будем рядом, если я поступлю в Кембридж…

Я не знаком ни с Сервой, ни с кем-либо из семейства Соломон.

Симона думает, что они меня не примут.

Должно быть, она права. Я знаю, каков я. Я выгляжу как головорез и веду себя так же. Мой отец умеет быть благородным, когда захочет. Он умеет водить дружбу с политиками и руководителями компаний. Я же так и не познал этой науки. Papa поставил меня управлять самими неприглядными аспектами нашего бизнеса, чем я и занимаюсь.

Я говорю Симоне, что она не обязана подчиняться требованиям своего отца.

Но я и сам связан семейными обязательствами. Что бы делали мои родные, переедь я в Нью-Йорк? Неро еще слишком молод, чтобы разбираться со всем в одиночку. И кое в чем Эдвин Дюкули был прав в тот день, когда я его убил. Papa не утратил влияния. Но с тех пор, как умерла mama, хватка его уже не та. Отец говорит мне, что нужно сделать. Но именно я исполняю его волю.