Изумруды к свадьбе

Я знала, что граф поддразнивает меня, но в душе пыталась убедить себя, что он надеялся на то, что я не справлюсь с работой. Но теперь был вынужден признать, что ошибся, и поэтому перевел разговор на изумруды.

Весьма типично для мужчины, подумала я. А потом быстро напомнила себе, что, каким бы он ни был и что бы ни совершил, – это не мое дело. Меня интересовали только картины.

– У вас есть какие-нибудь претензии к моей работе? – холодно поинтересовалась я.

– Вы вполне оправдали данные вам рекомендации.

– Так, значит, вы доверите мне работу над остальными картинами?

На его лице промелькнуло непонятное мне выражение.

– Я был бы очень разочарован, если бы этого не произошло.

Я вся сияла, чувствуя себя победительницей в нелегкой схватке. Однако мой триумф был неполным, ибо граф стоял и улыбался, давая понять, что догадывается, какие страхи и неуверенность снедали меня.

Никто из нас двоих не заметил, как в галерею вошла Женевьева. А девочка, очевидно, в течение нескольких минут наблюдала за нами. Первым увидел ее граф.

– Что вы хотите, Женевьева? – спросил он.

– Я... я пришла посмотреть, как работает мадемуазель Лоусон.

– Тогда подойдите и посмотрите.

Женевьева приблизилась к нам, угрюмая и насупленная, как это часто бывало, когда она находилась в чьем-либо обществе.

– Взгляните! – сказал он. – Разве это не прекрасно?

Она не ответила.

– Мадемуазель Лоусон жаждет услышать комплименты по поводу успешного окончания своей работы. Неужели вы не помните, как выглядела эта картина раньше?

– Нет, не помню.

– Боже, какое отсутствие художественного восприятия! Вы должны попросить мадемуазель Лоусон научить вас понимать живопись.

– А она... останется здесь и дальше?

– Надеюсь, – сказал граф, – что надолго. – Его голос неожиданно изменился: теперь он звучал почти убаюкивающе нежно: – Разве вы не видите, как многое в замке нуждается в ее внимании?

Женевьева метнула на меня быстрый взгляд – жесткий и неприветливый. Затем повернулась к картине и сказала:

– Может быть, если она такая умная, то найдет и наши изумруды?

– Да, они действительно великолепны, – сказала я.

– Несомненно, это благодаря художнику... его владению красками...

Я решила не обращать внимания ни на его подковырки, ни на явное неудовольствие Женевьевы. Только картины, одни картины волновали меня, а тот факт, что они пребывали в течение долгого времени в забвении и небрежении, еще больше усиливал мое желание привести их в порядок.

Даже в этот момент граф наверняка знал бродившие в моей голове мысли, ибо поклонился и сказал:

– Всего доброго, мадемуазель Лоусон. Я вижу, вам не терпится остаться наедине с картинами.

Он сделал знак Женевьеве следовать за ним. И, когда они направились к выходу, я проводила их взглядом, сосредоточенно глядя сначала на одного, потом на другого. Едва ли когда-либо в своей жизни я испытывала столь невероятное волнение.

Итак, я осталась в замке, чтобы выполнить необходимые реставрационные работы. Я решила воспользоваться сделанным графом предложением относительно прогулок верхом, ибо они давали мне возможность более подробно ознакомиться с окрестностями замка.

Я уже изучила соседний городок и зашла там в кондитерскую, где выпила чашечку кофе и поболтала с очень любезной хозяйкой, которая была рада встретить и услужить гостье из замка. Она говорила со мной с почтением. Однако не преминула намекнуть, что знает о господине графе слишком многое. О Филиппе де ла Тале хозяйка отзывалась с большим уважением, а о Женевьеве – с жалостью. «Ах, мадемуазель будет реставрировать картины! Так-так, очень интересно, но я надеюсь, что мадемуазель еще не раз заглянет в кондитерскую, и в следующий раз, возможно, не откажется отведать домашних пирожных, которые высоко ценятся в Гайяре!»

Я прошлась по рынку, все время ловя устремленные на меня любопытные взгляды. Потом побывала в церкви и ратуше.

Перспектива ознакомиться с новыми местами казалась очень заманчивой, поэтому я обрадовалась, когда обнаружила, что в конюшне ждали моего прихода.

Мне предложили лошадь по кличке Боном, с которой у нас с первой же минуты возникло полное взаимопонимание. Я была очень удивлена и обрадована, когда утром Женевьева спросила меня, не могла бы она составить мне компанию. Девочка пребывала в спокойно-сдержанном настроении, и, пока мы ехали медленным шагом, я спросила, почему она позволила себе такой глупый поступок и заперла меня в камере забвения.

– Да, но вы же сами сказали, что не боитесь привидений. Вот я и думала, что это не доставит вам неприятных ощущений.

– А если бы Нуну не поняла, что вы натворили?

– Сама бы выпустила вас через некоторое время.

– Через некоторое время?! А вам известно, что человек может от страха умереть!

– Умереть? – испугалась она. – Только потому, что тебя заперли?!

– Нет, потому что тебя заперли в таком страшном месте, как камера забвения.

– Но вам это не грозит! – И она внимательно посмотрела мне в лицо. – Вы не рассказали о моем поступке отцу. Хотя могли бы... поскольку у вас с ним такие дружеские отношения...

Когда мы вернулись в конюшню, она как бы мимоходом заметила: