Изверг. Когда правда страшнее смерти

Надеясь, что Коринна прочтет и поймет, он вложил письмо между этими страницами и оставил книгу и духи в ее приемной. Он не помнит, что еще делал в Париже. Учитывая поездки на такси туда и обратно, вряд ли он еще что-нибудь успел, поскольку в Женеву вылетел в 16:30, чтобы вернуться в Ферне-Вольтере до закрытия гаража. После продажи «БМВ» он взял напрокат «Рено‐21», потом мини-вэн «Рено Эспейс», который, по его собственным словам, «изучил до последнего винтика». Теперь ему хотелось снова пересесть на седан. Поколебавшись, он остановил свой выбор на зеленой «БМВ» с большим количеством опций и на ней вернулся домой.

Во вторник он не поехал на работу. Они с Флоранс отправились в Ферне-Вольтере за покупками. Она уговаривала его купить новый костюм, ему же приглянулась теплая куртка за три тысячи двести франков. По мнению продавщицы, выглядели они образцовой четой: время есть, деньги есть, и ладят отлично. Они забрали из школы детей вместе с Софи Ладмираль, которая должна была сегодня ночевать у них. Флоранс отвезла всех троих домой, высадив Жан-Клода у аптеки Коттена. Все утро он провел за изучением книги «Самоубийство: инструкция по применению» и справочника лекарств Видаля, отверг препараты, вызывающие мгновенную смерть – цианиды, кураризирующие вещества, – и остановился на барбитуратах, которые в сочетании с противорвотным средством рекомендовались для желающих с комфортом уснуть и не проснуться. Они нужны ему, объяснил он Коттену, для опытов над клеточными культурами. Коттен мог бы удивиться, что ученый покупает в аптеке препараты, которые должны предоставляться ему в лаборатории, но не сделал этого. Будучи коллегами, они вместе просмотрели диамикрокарты и выбрали два барбитурата, к которым для пущей надежности Коттен предложил добавить раствор его собственного изготовления на основе фенобарбитала. Все будет готово в пятницу, устроит? Его устроило.

Вечером он, держа на коленях крестницу, читал детям сказку. В среду с утра не было уроков, а накануне их с трудом удалось угомонить, поэтому встали они поздно и играли в пижамах до самого обеда. Он уехал в Лион. В 14:08 снял в банкомате на площади Белькур тысячу франков, в 14:45 еще столько же. В промежутке, по его словам, дал банкноту в пятьсот франков бездомному бродяге. Потом зашел в оружейный магазин и купил электрошокер, два баллончика со слезоточивым газом, коробку патронов и глушитель для длинноствольного карабина 22-го калибра.

– Значит, – подчеркнула судья, – вы помышляли не только о самоубийстве. Вы жили с женой и детьми и знали, что скоро убьете их.

– Эта мысль приходила мне в голову… Но ее сразу заслонили другие невыполнимые планы, другие неосуществимые идеи. То есть ее как будто и не было… Я так думал… Говорил себе, что делаю совсем другое, вовсе не для этого. И в то же время… в то же время покупал пули, которые потом прострелили сердца моих детей…

Рыдания.

Он попросил упаковать все в два подарочных пакета, сам себя убеждая, что средства самозащиты купил для Коринны, которая боится возвращаться одна домой поздно вечером, а глушитель и патроны – для отца, хотя тот, почти ослепший, уже много лет не прикасался к своему карабину.

Пока он делал эти покупки, Флоранс пригласила на чашку чая двух подруг, дети которых учились вместе с ее детьми. Она не откровенничала с ними, только, они уже не помнят по какому поводу, вдруг сказала, показывая на стоявшую на камине фотографию мальчика лет шести-семи: «Смотрите, правда, он лапочка? Смотрите, какие глаза. С такими глазами не может быть ничего дурного в душе». В некотором замешательстве женщины подошли поближе и признали, что Жан-Клод в детстве действительно был просто лапочка. Флоранс заговорила о другом.

По четвергам он уходил всегда рано, чтобы перед лекциями в Дижонском университете заехать в Клерво-ле-Лак к родителям. Их врач, которого он встретил возле дома, помог ему выгрузить купленный для них ящик минеральной воды. Он успел полистать в своей прежней комнате старые конспекты по токсикологии и еще раз успокоил мать насчет банковских дел. Прокурор считал, что истинной целью этого визита было взять отцовский карабин, для которого он приобрел накануне патроны и глушитель, но он говорит, что нет: карабин он увез в Превессен еще прошлым летом, чтобы стрелять по мишеням в саду (никто из свидетелей его за этим занятием не видел). На обратном пути он позвонил Коринне и напомнил ей об ужине у Кушнера в субботу: она должна непременно быть. Потом он зашел к Ладмиралям отдать тапочки, которые Софи забыла у них вчера. Он говорит, что надеялся увидеться с Люком и признаться ему во всем, что уповал на эту встречу как на свой последний шанс. К сожалению, застал только Сесиль, совершенно измотанную: одна их подруга рожала, и пришлось взять к себе ее детей. Он знал, что в пять часов пополудни не было никаких шансов застать Люка дома, зато наверняка – в кабинете, но туда он не зашел. Вечером он, как и каждый вечер, позвонил родителям, чтобы пожелать им доброй ночи.