Изверг

Эверт уже приготовился собственноручно вышвырнуть за дверь эту мелкую сволочь. Как он презирал этих мерзких карьеристов из прокуратуры, университетских пай-мальчиков, которых никогда не били по морде. Этот уползет отсюда на четвереньках. Он шагнул к Огестаму, но на пути встал Свен:

— Эверт. Опомнись. Пусть он сделает то, что говорит. Пусть попробует дать нам след, которого мы не увидели. Если не получится, он сам уйдет.

Эверт медлил. Огестам воспользовался случайной паузой, быстро обернулся к Свену:

— Итак, что мы имеем?

Свен откашлялся.

— Мы проверили все его ранее известные адреса. Держим их под наблюдением.

— Как с его дружками-педофилами?

— Мы побывали у всех. Наблюдаем.

— Подсказки общественности?

— Идут потоком. Выпуски новостей, газеты, народ слышит, народ видит: мы захлебываемся в информации, к настоящему времени его, в принципе видели по всей стране. Мы, конечно, проверяем. Но пока ничего мало-мальски полезного.

— Возможные будущие объекты?

— Мы взяли под охрану все, что можно, держим связь с каждым детским садом и с каждой школой в радиусе пятидесяти километров от прежнего объекта.

— Что еще?

— В общем, это все.

— То есть вы застряли?

— Да.

Огестам молча ждал. Эверт стукнул календариком по столу, повысил голос:

— Теперь твой черед, пижон мелкий. Говори и отваливай.

Огестам встал, неторопливо прошелся по кабинету. От стены к стене.

— Я долго водил такси. Так зарабатывал на учебу. Целых пять лет возил людей по всему стокгольмскому лену. Неплохие деньги, в общем. Еще до того, как такси появились на каждом углу.

— И что? — рявкнул Эверт.

Огестам пропустил агрессивный выпад мимо ушей.

— Я многому научился. И знаю, как функционирует такси. Даже открыл сайт в Интернете, такси-инфо, ну, вы знаете, всевозможная информация, которую в одном месте не найдешь: номера телефонов, структуры предприятий, сравнение тарифов. Полный набор. Я стал своего рода экспертом, к кому туристы и репортеры обращались за информацией.

Снова Эверт, не поймешь, слушал ли он или нет, похлопывает по столу и громко сопит, Свен видел его и недовольным, и озлобленным, но никогда таким — напрочь забывшим о чувстве собственного достоинства, о самоконтроле.

— И что из того, засранец мелкий?

— Бернт Лунд работал на такси. Так?

Свен утвердительно кивнул.

— Он даже основал собственную фирму. «Такси Б. Лунда», — продолжал Огестам. — Верно?

Тут он повернулся к Эверту, молча ожидая ответа.

Четыре минуты.

Долгий срок, когда назревает взрыв, когда все не в такт — мысли, чувства, тела.

— Ну, основал, — прошипел Эверт. — Много лет назад. Мы в курсе. Мы всё вверх дном перевернули в этом окаянном разорившемся логове.

Тощие ноги Ларса Огестама без устали сновали по кабинету; рассуждая, он уже не ходил от стены к стене, он почти бегал, словно торопился, словно нервничал. Светлые волосы растрепались, большие очки запотели, он, как никогда, походил на школьника, который решился на бунт и ни в какую не желал отступать.

— Вы проверили экономику компании, структуру, объем. Прекрасно. Но не проверяли, чем он фактически занимался.

— Баранку крутил. Возил разных идиотов и получал за это бабки.

— Кого он возил?

— Таких реестров никто не ведет.

— Конечно, по частным клиентам. Иначе обстоит с постоянными маршрутами. По договорам с коммунами и губернским советом.

Огестам остановился. Молча стоял между Эвертом за письменным столом и Свеном в посетительском кресле. Он говорил с ними обоими, обращался к ним по очереди, показывая, кого именно имел в виду.

— Мелкому перевозчику на одних только частных клиентах прокормиться трудно. Большинство ищет постоянные маршруты, школьные, как мы их называли. Расценки пониже, зато заработок постоянный. Обычно это доставка детей в детские сады и подготовительные школы. И если таксомоторная компания существовала довольно долго, как у Лунда, велика вероятность, что практиковались постоянные маршруты. Тем более что речь идет о психически больном человеке. Думаю, если вы проверите, имел ли Лунд такие маршруты, то выясните, в какие детские сады он совершал регулярные рейсы. Сады, которые он знает. О которых мечтал. Куда мог бы вернуться.

Огестам вынул из заднего кармана расческу, пригладил волосы. Безупречная внешность: галстук, белая рубашка, серый костюм; ему нравилось чувствовать себя элегантным, уравновешенным, готовым ко всему.

— Ну что, проверите?

Эверт молчал, глядел в пространство перед собой, бешенство кипело внутри, требовало выпустить его наружу или умереть. Нечасто его так провоцировали, здесь его кабинет, его музыка, его рабочая методика — либо уважай все это, либо сиди в коридоре с остальными идиотами. Он не знал, откуда взялась эта могучая, концентрированная злость, так получилось, и всё, со временем и с возрастом каждый заслуживал право просто существовать и ни перед кем не отчитываться. Кое-кто мнит, будто подобрал этому точное определение, называет это горечью. Ему начхать, пусть называют как заблагорассудится, он не нуждается во всеобщей любви, знает, каков он есть, и старается с этим жить.