Тем не менее и после разговора Нидия продолжала спрашивать себя: сумеет ли президент принять меры, достаточные, чтобы исключить любые действия без его ведома?
Меньше чем через месяц Нидия вновь встретилась с сестрами Очоа в доме одной общей знакомой. Кроме этого, она поговорила со свояченицей Пабло Эскобара, которая тоже рассказала ей о произволе полиции по отношению к ней и ее братьям. Через нее Нидия передала Эскобару письмо: две с половиной страницы почтовой бумаги, исписанные почти без полей изящным почерком; отточенность и выразительность слога была достигнута ценой нескольких черновиков. В тексте угадывалось стремление затронуть душу Эскобара. В начале Нидия писала, что обращается не к солдату, готовому на все ради достижения цели, а к человеку по имени Пабло, «способному чувствовать, боготворящему свою мать и готовому умереть ради нее и ради жены и маленьких детей, невинных и беззащитных». Понимая, что похищением журналистов Эскобар хочет привлечь внимание общественности к своим проблемам, она писала, что он уже с лихвой достиг желаемого. «Именно поэтому, – говорилось в конце письма, – проявите свои человеческие качества, совершив важный, гуманный поступок, который оценит общество: верните нам заложников».
Письмо искренне растрогало свояченицу Эскобара. Читая его, она прошептала будто себе самой: «Можете не сомневаться, Эскобар воспримет письмо с сочувствием. Он поймет все, что вы делаете, и это поможет вашей дочери». Сложив письмо пополам, она вложила его в конверт и сама заклеила.
– Возвращайтесь со спокойной душой, – посоветовала она Нидии явно доброжелательным тоном. – Пабло получит письмо сегодня же.
Окрыленная Нидия в тот же вечер вернулась в Боготу и решила просить президента о том, о чем не осмелился Турбай: прекратить полицейские операции на время переговоров об освобождении заложников. Так она и сделала, но Гавирия решительно отказался отдавать подобный приказ. «Одно дело, когда взамен предлагаются правовые меры, – объяснял он впоследствии. – Простая отмена силовых операций привела бы не к освобождению заложников, а к безнаказанности Эскобара».
Нидии показалось, что перед ней человек с каменным сердцем, для которого жизнь ее дочери – пустой звук. Она еле сдерживала ярость, пока президент объяснял ей, что тема силового преследования не подлежит обсуждению, что она как мать не обязана согласовывать свои действия ни с кем, но и не вправе диктовать ему, как действовать в рамках закона. Полный провал!
Безрезультатные переговоры с президентом заставили Турбая и Сантоса искать новых союзников, и лучшее, что пришло им в голову, – обратиться к группе Почетных граждан. В группу входили экс-президенты Альфонсо Лопес Мичельсен и Мисаэль Пастрана, член парламента Диего Монтанья Куэльяр и кардинал Марио Револьо Браво, архиепископ Боготы. В октябре родственники похищенных встретились с ними в доме Эрнандо Сантоса. Вначале рассказали о беседах с президентом. Лопес Мичельсен поинтересовался, нельзя ли внести в указ юридические поправки, способные оживить процесс добровольного подчинения правосудию. «Над этим стоит подумать», – сказал он. Пастрана тоже высказался за поиски рецептов, стимулирующих этот процесс. Но как это сделать? Эрнандо Сантос подсказал, что Монтанья Куэльяр мог бы использовать свое влияние на повстанцев.
После долгой и содержательной беседы Лопес Мичельсен сделал первый вывод: «Нам следует играть по правилам Подлежащих Экстрадиции». Он также предложил написать открытое письмо, в котором Почетные граждане выразят поддержку семьям похищенных. Единогласно решили, что письмо отредактирует сам Лопес Мичельсен.
Спустя два дня черновой вариант прочитали на новом собрании в присутствии Гидо Парры и еще одного адвоката Эскобара. В документе впервые был сформулирован тезис о том, что торговля наркотиками может рассматриваться, как коллективное правонарушение sui generis_, и что переговоры требуют особого подхода. Гидо Парра вскочил с кресла и радостно воскликнул:
– Преступление sui generis – гениально!
Он сразу оценил все преимущества этой формулировки: размытая грань между уголовным и политическим преступлением делала реальной мечту Подлежащих Экстрадиции получить политический статус наравне с повстанцами. После первого чтения каждый внес свои поправки. В конце собрания второй адвокат Эскобара попросил Почетных граждан заручиться письмом Гавирии, в котором бы четко и недвусмысленно гарантировалось сохранить Эскобару жизнь.
– Сожалею, – раздраженно ответил Эрнандо Сантос, – но я не буду в этом участвовать.
– Тем более я, – добавил Турбай.
Лопес Мичельсен тоже решительно отказался. Тогда адвокат попросил о встрече с президентом, чтобы получить устные гарантии для Эскобара.
– Этот вопрос здесь не обсуждается, – прервал разговор Лопес.