Извини, я сыграю тебе на кладбище

Кристина Грасс (Тин Алиса Волк)

Только автор ведает, как горят (воспламеняются) души людей.

И где кончается огонь. ©

Я увидел ее в самый первый день учебы в колледже. С длинными черными волосами, в темном свитере и джинсах. Пронзительный взгляд карих глаз, который переворачивает душу снизу доверху. Всегда такая молчаливая. Ее редкая улыбка дороже миллиона наклеенных улыбок всех девушек, которых я видел. Все время приходит первой на пары, уходит последней. Увидеть ее без наушников было редкостью. Слушать ее голос одно удовольствие — негромкий, спокойный, мелодичный. Интересно, как она поет? Я бы послушал.

Решил — стоит заговорить. Сначала я обратился к ней с просьбой объяснить в двух словах тему по тригонометрии. Объясняла она толково, последовательно, дружелюбно. Но, если честно, я не помню, что конкретно она говорила. Я смотрел в ее глаза, которые редко встречались с моими, и слушал ее чудесный голос, похожий на безветренный вечер в конце сентября. На следующий день я сел рядом с ней. Она не возражала. Правда, не обращала на меня никакого внимания, сидела и накатывала лекции в тетрадях своим красивым почерком. Такой почерк бы в рамочку и на стену.

Прошел месяц. Я добился кое-каких результатов. Она улыбалась мне, иногда я провожал ее до остановки. Мы обсуждали музыку.

Еще через месяц я уломал ее таки на то, чтобы погулять. Отлично помню тот день. Было холодно, ветер трепал полуголые деревья, срывал с них пожухлые рыжие листья и бросал их прохожим под ноги. Стоял сырой воздух, людей на улицах мало. Я смотрел на нее. Порыв ветра растрепал ее черные волосы, а она их пыталась безуспешно пригладить и заправить за уши с серьгами-черепами. Она улыбалась мне, а я не мог отвести от нее взгляда. Потом мы стояли и смотрели с холма на садящееся солнце, перед лицом которого вздымал волнами листья ветер. Они шуршали и уносились прочь. Я взял ее за руку. Она была не против. Такие холодные пальцы. Я перебирал ее тонкие пальцы с накрашенными черным лаком ноготками. Чувствовал ее приятный свежий и спокойный запах. Мне захотелось ее поцеловать, но она внезапно распрощалась и ушла. Даже не дала мне ее проводить. Настроение у меня испортилось.

На следующий день я узнал причину: моя черноволосая красавица не явилась на пары, потому что ее положили в больницу с опухолью мозга. Я не пошел на пары и приехал к ней. Мне разрешили войти. В бахилах и халате. Я тихо закрыл дверь и взглянул на нее. Бледная, с темными кругами под глазами, черные волосы разметались по белой подушке. Сама в белой рубашке под белым одеялом. К ней подключены какие-то трубки, что-то пикает. Идут диаграммы по экрану. Я подошел к ней и присел осторожно на кровать. Она сразу же проснулась и сказала:

— Здравствуй.

— Привет, — ответил я.

— Как я теперь перепишу тему, если мы вместе прогуляли пару? — она едва улыбнулась, глядя на меня. Я не мог улыбаться. Я знал, что это значит. Моя красавица умрет.

— Как ты?

— Ужасно болит голова. Не перестает. Извини, что вчера убежала. Не хотела, чтоб ты видел, как меня рвет.

— Да ничего страшного. — уверил я ее. Потом спросил (но, наверное, не надо было) — Ты давно узнала?

— Перед поступлением. Думала, пройдет.

Я немного помолчал, потом сказал:

— Ты обещала сыграть мне на пианино.

Она усмехнулась. Мне стало грустно. Вряд ли я еще когда-нибудь услышу ее смех. И я был прав.

— Обещала, значит, сыграю. — посмотрела она на меня. — Притащи пианино, когда меня не будет. Ну, туда, ко мне.

Я с силой сжал ее холодную руку.

— Не говори так.

Я видел, как по ее бледным щекам без румянца потекли слезы. Мне хотелось плакать самому, но я не мог проявить слабость.

— Извини, но я сыграю тебе на кладбище. — сказала она тихо.

Я приходил еще неделю. Рассказывал и придумывал для нее истории. Рассказывал, что было на парах. Она слабо улыбалась. В один день я поцеловал ее в бледные, потрескавшиеся губы. Она обняла меня слабыми руками. Я видел ее улыбку в последний раз.

На следующий день она умерла.

Спустя два дня я стоял на ее похоронах. Видел, как она лежит в черном платье в гробу из темного дерева. Такая спокойная и тихая. Со сложенными руками на груди. Крышка гроба опустилась. Ее начали опускать. Я не мог на это смотреть. Признаюсь, я не сдержал слез. Не смотрел на других. Когда повернулся, гроб уже спустили и закидывали свежей землей.

Спустя какое-то время все закончилось. Кто-то плакал, кто-то оставлял цветы у могилы. Я стоял напротив ее надгробия. С него мне, едва заметной улыбкой, улыбалась она. Даже на фотографии, такая спокойная и живая. Солнце садилось. Я положил красные розы на свежую насыпь. Почти все разошлись. Я кинул последний взгляд на надгробие и повернулся, уходя дальше от ее последнего приюта на земле. Ветер, холодный и резкий, поднимал и бросал волны сухих рыжих листьев. Я сунул руки в карманы черной куртки и ускорил шаг.