Изыди

Поминальные обеды после двух-трёх обязательных слов о покойном напоминали посиделки давних знакомых, наконец-то собравшихся вместе после долгой разлуки. Присутствуя на таких обедах, я не чувствовал, что потерял ещё одного близкого человека, как это было после смерти отца. И удивлялся самому себе. Споры двух сестёр, выяснения, кто из них сколько выручил от продажи семейного гнезда, рассказы брата о своих многочисленных рыбалках, беседы мужчин о великих стройках коммунизма – всё это не вызывало ощущения потери. Это чувство появлялось потом, когда я вдруг осознавал, что никогда не прижмусь к родной колючей щеке. Чувство, что ты участвуешь в застолье, никак не связанном с чьей-то смертью, порождалось, конечно, напряжёнными спорами наших с Виталием матерей, и эти споры были пронизаны застарелыми обидами.

Постепенно я привык, что других поводов встретиться с родственниками, скорее всего, не будет, и даже научился прогнозировать очередные сборища, почти безошибочно определяя и повод, и примерное время. Разговорам о родне, о том, кто кому приходится братом, дядей, тёткой, двоюродным племянником и так далее, не было конца и края, и чья-то смерть являлась лишь поводом собраться вместе: оглядеться вокруг, провести перекличку в ожидании самого грустного – «расчёт окончен». Я поймал себя на мысли, что постоянно думаю о том, кто же произнесёт эти слова. Смерть утратила для меня свой изначальный смысл (обязательная скорбь и только скорбь, чувство очередной утраты). Я понял, что в конечном итоге все поминки сводятся к тому, чтобы вовремя с них уйти. Главное, чтобы не возникло иллюзии, будто таким образом можно обмануть чёрную с косой.

После ссоры с матерью тётка сказала, что ноги её у нас не будет. Брат поддержал свою мать, сказав мне, что всё началось из-за дома. А отца моего им было жаль. Так тётка сказала матери на его поминках. Но это не пробудило желания спроецировать её давнишнюю дружбу с моим отцом на себя самого. Возможно, поэтому я редко навещал её. Мать Виталия действительно очень хорошо относилась к моему отцу, и в гостях они часто пели вдвоём за столом. А вскоре из жизни ушли и моя мать, и Виталькина, и его отец. Многочисленные похороны как будто сблизили нас. Все поминки прошли как длинная вереница однообразных событий, и с каждыми новыми встречами по этим, мягко говоря, невесёлым поводам ещё тщательнее уточнялось, кто кому из нас кем приходится, и раскрывались разные, прежде никому не известные подробности.

Чтобы узнать своего брата получше, я предложил Борису и Глебу брать его с собой на рыбалку. И, как выяснилось, худшего способа и придумать не мог. Пренебрежение мною, как неспециалистом в рыболовной сфере, утроилось. Брат и приятели сблизились, и всем троим стало не до меня.

– Что от тебя толку? Ты не рыбак, – презрительно вынес мне вердикт Виталька.

Я решил посопротивляться.

– Зато я могу на вёслах, занимался в яхт-клубе, – заявил я. Мне пришлось соврать, чтобы придать себе весу, хотя, честно признаться, с лодкой справлялся плохо.

Но Виталий упорствовал. Первым сдался Борис:

– Хорошо, будешь на вёслах.

Грести я научился быстро и понял, что выиграл. А то ишь чего удумали – меня с собой не брать! Постепенно троица смирилась с моим присутствием.

Брат быстро подчинил себе моих друзей (да и меня), оказавшись в центре внимания. Если его спиннинг цеплялся за корягу или куст, то на зацеп бросались всем скопом. Виталька руководил рыбалкой как спецоперацией, в соответствии со всеми канонами – оперативными и управленческими. «Боря, вытаскивай второй спиннинг, чтобы не запутаться!», «Луконин, подстрахуй!» – раздавал он указания. «А ты греби давай. Да к месту зацепа, балда! Шустрее уже. Всё, табань!» – эти команды были адресованы мне…

Под энергичные и эмоциональные крики брата неполадки быстро устранялись, и наша четвёрка в трёхместной резиновой лодке сплавлялась дальше. Стоило кому-то из нас (а уж тем более мне!) опростоволоситься, применялся старый военно-походный метод: леска обрезалась и раздавалось Виталькино «…дальше, дальше – некогда ерундой заниматься!»

Ещё на первой рыбалке я узнал, что Лука и брат служат в одном управлении. Виталий преуспел и к тому времени ходил в подполковниках, а Луконин носил погоны майора. Если бы на рыбалку брали ещё и баб, то, наверное, Лука с братом дрались бы друг с другом и дрались как положено драться за женщин – на кулаках. В отношении женщин у них оказались одинаковые вкусы.