Изыди (СИ)

Вот, скажем, спрашивается, какое ему дело до того, с кем я живу? Я же не напоминаю ему про Нелли и рассчитываю на ответное отношение. Он вообще считает меня человеком развращённым, пресыщенным, любителем новизны. Почему-то Бориса он таковым не считает. Глеб говорит, что тот благороднее меня, потому что своих подружек не обманывает - он женится на них. Но что-то мне подсказывает, что всё обстоит с точностью наоборот. Мне кажется, что Глебу не даёт покоя именно моё, а не Бориса, отношение к женщинам. Возможно, я несколько превозношу свои добродетели, да что там - даже не уверен, что они у меня есть, - но чувствую, что на самом деле выгляжу в глазах Глеба более благородным, нежели Борис. Но Глеб никогда этого не признаёт и всячески отрицает, что только больше его злит. Существует и ещё один гвоздь, вбитый между нами, хотя он и зарос глубоко, почти по самую шляпку. Нет, он не мешает, но регулярно напоминает о себе, как только у меня появляется новая подружка.

- Ты не можешь простить мне Нелли, - сказал я Глебу.

- При чём тут Нелли? - раздражённо бросил приятель. - Твой ненасытный дьявол постоянно требует нового мяса. Ты плохо кончишь.

- Дьявол? Утонченный эротизм - вот мой Бог, - парировал я. - Я многое отдам за новые ощущения: без них я, как растение без углекислого газа. Эротизм, если хочешь, - мой углекислый газ, он - моя жизнь, и без него я умру в страшных мучениях.

Я умышленно дразнил Глеба. Я вообще люблю его иногда подразнить. Особенно когда он пьян - вот тогда он весь в моей власти.

И я не напоминаю ему про морпеха. Не без моей помощи Глебу удалось тогда отвертеться: это я придумал ему алиби. А не напоминаю ему об этом ещё и потому, что тогда смалодушничал сам. При этом оправдываю себя тем, что даже если сдержать всех было не в моих силах, уж одного-то должен был. По крайней мере, хотя бы попытаться...

- Один мой знакомый батюшка говорит, что писателей в рай не пускают, и место им только в аду, причём, на самом дне - после убийц, насильников и грабителей, - как бы между прочим сообщил мне Глеб и посмотрел с ехидцей.

- А в каком аду подстрекатели? - невинно спросил я, будто не уловил намёка.

- Не знаю. Не разбираюсь я в этом, - увернулся он от провокационного вопроса и включил дурака: - Надо у батюшки спросить.

- Ага, обязательно спроси насчёт подстрекателей!

- Я понимаю, рассказы, эссе - это всё красиво. Они у тебя нервно-смешные и немного грустные, - льстит мне с другого бока Борис и добавляет: - Но чтобы оставить след - только роман. Гадом буду!

Вот и скажите на милость: если тебя так подстрекают, можно ли удержаться от соблазна?

Уклончивое подстрекательство одного дополнялось категоричностью другого, и я всерьёз задумался над советом друзей.

... Боря категоричен всегда. Но почему-то его категоричность даёт сбой уже третий раз подряд. Все Борькины женщины активно откликались на его призыв "оставить след в истории" и выходили за него замуж, но это не заканчивалось ничем. Из чего я делаю вывод, что с жёнами ему повезло.

- Я хочу приходить к своим детям и видеть своё отражение без всякого зеркала, - объяснял он. - Потому что это классно, когда дети. Они радуются, как... как дети!

- Так, значит, ты любишь детей?

Я решил поставить точку в демографическом вопросе.

- Я? Боже упаси. Можешь назвать меня извращенцем, но я хотел бы попробовать беременную женщину. Хотя бы раз в жизни, - разоткровенничался приятель.

По Борису, это называется инстинкт размножения.

К разводам он подходил так же основательно, как и к женитьбам. Каждый предварялся одной и той же фразой: "Дорогая, нам надо серьёзно поговорить". Вероятно, этим их и брал. Когда приятель предлагал им замуж, в серьёзность его намерений они верили безоговорочно. Он предлагал раз - и на всю жизнь. Три раза подряд. И хотя в Книгу рекордов Гиннеса заносить Борьку было рановато, меня впечатляло. Невесты соглашались ещё до того, как он успевал произнести сакраментальное и вечное "замуж". Они соглашались уже на первом слоге.

Харизма у него была похлеще, чем у некоторых голливудских актёров. Кстати, улыбка была уж точно голливудская.

- Однако ты оригинал, - оценил я его ответ на мой вопрос о детях.

- По крайней мере моя оригинальность, в отличие от твоей, нацелена на результат. И сказано в Писании: "Плодитесь и размножайтесь!" Сколько ты уже носишься со своим романом? Лет десять, кажется? Так рожай уже! Это и будет твоё бессмертие. Примерь на себя славу Маклауда, - увещевал Борис, предпринимая очередную попытку заставить меня взяться за перо.

- Мой ненаписанный роман против твоих трёх уже готовых всё ещё ждёт своего крутого романа... - хотел я скаламбурить, но вышло топорно.

Борис же гнул своё:

- Дарю идею: девственница и стая крокодилов. Представь, ты попал на дикий остров где-то в Полинезии, а там обычай: раз в год на свадьбе вождь племени совершает обряд дефлорации, проверяя невинность невесты. И если она оказывается не девственницей, её скармливают голодным крокодилам.