К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №17 от 27.04.2010

- Да, у нас более демократическая форма отправления правосудия, и я не жалею об этом. Но, - тут в шугаевское сопрано внезапно вплелось безжалостное громыхание железа, - того, что допускал Яшин, хватило бы на еще одно уголовное дело – оскорбление!».

Надо ли говорить о той гамме чувств, которую испытали все присутствующие в зале – от законной гордости за служителей отечественной Фемиды до праведного возмущения ее недостойными подопечными. А, главное, всех захватило ораторское мастерство Шугаева, восторженная аудитория поняла, наконец, почему Чубайс, которому по карману призвать к себе лучших адвокатов страны и мира, остановился на нём, Шугаеве, малоизвестном и суесловном и даже не очень хорошо разбирающемся в уголовном процессе юристе. Все дело в риторике, господа. Вот чем Шугаев пленил сердце Чубайса.

Итак, процесс, как говорится, пошел.

Прокурор предъявил присяжным свидетеля Губарева, охранника садового товарищества «Зеленая роща». Молодой парень, в 2005 году ему было всего 19 лет, никогда не знал подсудимых, не видел машин «злоумышленников», которые проезжали через КПП «Зеленой рощи», потому что вообще не дежурил в те дни, которые интересуют суд, а именно 10, 14, 16 марта 2005 года. Для чего прокурору понадобился свидетель, который ни о чем не способен свидетельствовать, первым догадался Иван Миронов: «Прокурор намеренно затягивает процесс. Я понимаю, что он хочет, чтобы хоть один свидетель обвинения сказал, что его показания получены не под пытками».

Судья немедленно вступилась за честь голубого мундира прокурора: «Ваше мнение, подсудимый, суд не интересует. Суд уже второй раз предупреждает Вас об оскорблении прокурора. Не забывайте, что мера ответственности в виде удаления из зала суда может наступить для Вас в любой момент».

Адвокат Сысоев тут же принялся заносить в свою записную книжечку очередное предупреждение Миронову, с тем, чтобы потом, когда и того удалят из зала и будут судить заочно, представлять статистику злостной неисправимости нарушителя порядка.

Свидетеля Губарева допросили. Каких откровений ожидал от него прокурор, так и осталось невыясненным. Однако картинка, нарисованная даже этим свидетелем, выглядела для обвинения удручающей.

Губарев: «17 марта я пропустил через КПП автомобиль СААБ темного зеленого либо синего цвета, может быть, это был автомобиль «Вольво».

Прокурор нетерпеливо: «Так это был СААБ или «Вольво»?

Губарев: «Не могу сказать».

Прокурор: «Он был зеленый или синий?».

Губарев: «Не могу сказать».

Першин, адвокат Квачкова: «Почему, когда сотрудники милиции стали Вас расспрашивать про посторонние автомашины, вы вспомнили именно этот СААБ?».

Губарев: «Так меня только про этот СААБ и спрашивали».

Михалкина: «Вам эта запись из журнала КПП знакома: «Никаких милиционеров на территорию «Зеленой рощи» не пускать»? Подпись – Городецкий. Дата – 19 марта».

Крик души это, а не запись. Милиционеры, видно, так достали владельцев дач, что пришлось выпустить отдельное постановление об их опасности для окружающих. Во имя престижа родной милиции вопрос был снят.

Найденов: «Вам известно что-нибудь о фактических обстоятельствах по делу?»

Губарев напрягся: «Не понял вопроса».

Найденов: «О фактических обстоятельствах – это о покушении на Чубайса».

Губарев облегченно: «Нет, неизвестно».

Так и осталось загадкой, с чем приходил, зачем приходил этот свидетель, чего хотел от него прокурор, зачем он явил его присяжным?

Однако то был не самый загадочный момент в этом судебном заседании. Суду предстояло разбираться с аккумулятором, найденным недалеко от места взрыва. Брошен он был там, как пытается убедить суд обвинение, подрывниками, однако экспертиза дала однозначное заключение, что аккумулятор подрывникам не нужен был вовсе, в схему подрывного устройства он не входил. Но аккумулятор – это единственная ниточка, связывающая подрывников с Квачковым, ведь именно этот аккумулятор, как доказывает следствие, Карватко накануне 17 марта видел на даче Квачкова. И вспомнил об этом Карватко как раз накануне своего освобождения из тверского СИЗО, вернее, Карватко отпустили из тюремного изолятора после того, как его долго спрашивали про аккумулятор и он, наконец, про него вспомнил. Так будет и точнее сказать, и существеннее: ведь именно перед освобождением воспоминания Карватко обросли многими важными деталями, очень нужными следствию. То есть, опять же уточним, Карватко вспомнил и лишь после того как вспомнил то, что нужно было следствию, его отпустили.

Допрос Карватко в этот день продолжился после показа присяжным заседателям видеосъемки показаний Карватко на даче Квачкова.

Прокурор: «Вы подтверждаете содержание данного протокола?»

Карватко: «Частично. На Митькинском шоссе я по просьбе Яшина и Найденова не останавливался».

Прокурор: «Вы подтверждаете, что поднимались в квартиру в Жаворонках?»

Карватко: «Я указал дом, а на этаж мы не поднимались».

Найденов: «Почему в Ваших показаниях 2 апреля Вы ничего не говорили о повреждении руки, которое было у меня?»

Карватко: «Мне было запрещено об этом говорить».

Найденов: «Кем?».