К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №8 от 23.02.2010

Вопрос. Вашими показаниями устанавливается, что центр организации правых (в лице Рыкова) в продолжение ряда лет поддерживал нелегально связь с заграничным ЦК меньшевиков (в лице Николаевского). Связь эта осуществлялась через НКВД.

Ответ. Да, это правильно.

Вопрос.

Значит, между меньшевиками и правыми существовал контакт о совместной борьбе против Советской власти. На какой основе было достигнуто это соглашение?

Ответ. Об этом я ничего не могу показать. Верно, что меньшевики за границей и правые в Союзе установили контакт для борьбы против Советской власти. По материалам НКВД я знал также, что правые в Советском Союзе блокируются с меньшевиками. Именно поэтому я в своей работе в НКВД не принимал никаких мер к разгрому меньшевистских организаций, вопреки тому, что материалы об их активизации поступали из ряда краев и областей.

Вопрос. Вам предъявляется документ из материалов НКВД, в котором сообщается о меньшевистском центре за границей и об активной его работе в СССР. На этом документе в ноябре 1935 года наложена следующая резолюция: «Это давно не партия, и возиться с ними не стоит». Это вы писали?

Ответ.

Да, эту резолюцию писал я. Это только одно из проявлений того, как я оберегал от провала и отводил удар от меньшевиков потому, что они находились в контакте с правыми. В повседневной работе по моим указаниям это делал Молчанов. Помню, например, что в 1935 году Молчанов смазал дело группы чекистов-меньшевиков, потому что через них могла быть вскрыта вся меньшевистская организация и вместе с ними и правые. Это было сразу же после убийства Кирова, когда возможность нашего провала являлась очень реальной, потому что с этого времени начинается систематическое и настойчивое вползание в дела НКВД Ежова. А Ежова, я, кажется, об этом уже говорил, мы боялись больше всего.

Вопрос. Почему «больше всего»?

Ответ. Потому что с другими руководителями партии и правительства по делам НКВД говорил лично я сам, никого другого из аппарата НКВД я не подпускал. Поэтому опасность проговориться, показать не то, что надо, более или менее исключалась. Правда, это не спасало меня от подозрений и недоверия, но тут вина не моя. В этом больше всего сказывалась прозорливость и чутье тех, с кем мне приходилось говорить. Но Ежов пришел в аппарат, обходя меня, он спускался непосредственно в оперативные отделы, влезал сам во все дела. Это было в начале 1936 года, когда начались только дела по троцкистской организации. Но постепенно тревога усиливалась: Ежов должно быть раскусил нашу тактику. Он не удовлетворялся разговорами и докладами, которые ему делал Молчанов. Он стал ходить сам к следователям на допросы, стал сам вызывать и допрашивать арестованных, беседовать с рядовыми сотрудниками аппарата и т. п. Тут мы были бессильны: ни договориться с сотрудниками, ни инструктировать их, что говорить Ежову, нельзя было. Словом, Ежов подбирался к нам. Это мы все чувствовали. Меры, которые я применял к изоляции Ежова от аппарата НКВД, ничего не давали.^*

Вопрос. Какие меры к изоляции тов. Ежова от НКВД вы принимали?

Ответ. Вкратце я об этом сказал выше. Я запрещал давать Ежову какую-либо информацию помимо меня. Я пытался всеми силами преградить путь Ежову к аппарату НКВД. В этом активно содействовал мне Молчанов. Даже тогда, когда через наши головы Ежов все же ходил в кабинет к следователям, Молчанов принимал все меры к тому, чтобы не все ему показать. Молчанов давал указания следователям при Ежове ничего не говорить, допрос прекращать.

Когда я и Молчанов узнавали, что Ежов приедет из ЦК в НКВД, мы предварительно составляли список арестованных, которых можно показывать Ежову, с тем, чтобы не вызывались на допросы те из арестованных, которые могут что-либо лишнее показать. Но это не помогло. Ежов, должно быть, и тут нас раскусил: он предварительно звонил из ЦК и требовал вызвать на допрос арестованных, которых он называл по фамилиям. И мы вынуждены были это делать. Таким образом, все мои попытки изолировать Ежова от аппарата НКВД рушились.

Под нажимом ЦК, который осуществлялся через Ежова, дело по вскрытию центра троцкистско-зиновьевской организации разворачивалось, и опасность нашего провала все возрастала. И тогда впервые у меня появилась мысль о необходимости локализовать Ежова, убрать его.

Вопрос. Когда это было?

Ответ. Это было в 1936 году, примерно в июне месяце (после пленума ЦК), когда я окончательно убедился в том, что попытка свернуть следствие по троцкистам на группу Шемелева, Ольберга не удалась и что придется идти на дальнейший разворот следствия.

Вопрос. Что вы предприняли, как вы организовали покушение на тов. Ежова?