К чему снится кровь

– Из-за серег? – переспросил Вален, вид которого напоминал гончую, взявшую след.

– Вот именно. Странно, правда? – Инна Аркадьевна задумчиво опустила голову. – Правда, уж очень необыкновенные были серьги. Я-то их не видела – Бог миловал, но рассказ о них передается из уст в уста. Никто не мог тогда понять, откуда Мишель – это жених Александры – мог их взять? Рубины стоили целое состояние, а их семья почти не имела средств. Еще одна загадка.

– Запутанная история… – Вален нетерпеливо ерзал на стуле, ожидая продолжения.

– Да… Александра очень дорожила подарком, как будто вся жизнь ее, вся судьба была в этих серьгах.

Она словно с ума сошла. Только вот долгожданного счастья они ей не принесли. Вскоре она заболела и умерла при очень странных обстоятельствах.

Воцарилось молчание. Первым нарушил его Ник.

– А портрета Александры не было? Такая красавица…

– Ну, почему же не было? Многие художники ее писали, да только все портреты куда-то исчезли. Один английский аристократ, лорд, купил ее портрет у Протасовых, уже после смерти Мишеля, за большие деньги и вывез за границу. Так и остальные разошлись, какой куда.

– Протасовы? Кто они?

– Какой дотошный молодой человек! – усмехнулась хозяйка. – Это семья Мишеля, за которого собиралась выйти замуж Александра. Да, видно, не судьба… Потом Протасовы совсем разорились, вот и продали портрет. В общем, с появлением этих самых серег началась череда смертей и несчастий. Сестра Аграфены Федоровны, Мария, уж на что мастерица была проклятия отводить, а собственной любимой племяннице не смогла помочь. Великая тайна в этих серьгах заключалась… Так и не разгадал ее никто.

– Жалко, что нельзя посмотреть, какая она была, Александра! – мечтательно произнес Ник, настроение которого быстро менялось – от страха к восхищению, от восхищения к грусти.

– Почему это нельзя? – удивилась Инна Аркадьевна. – Есть большой парадный портрет, заказанный родителями незадолго до смерти дочери. Могу показать, если хотите. Он на втором этаже. Я там почти не бываю, тяжело подниматься: лестница старая, крутая. Света нет… Некому вкрутить лампочки. Да они и не нужны. Придется идти со свечой. Не побоитесь?

Осторожно ступая по узким ступенькам вслед за хозяйкой дома, приятели, каждый по-своему, представляли себе таинственную красавицу. Вален наступил на что-то, хрустнувшее, как стекло. Инна Аркадьевна не оглянулась, не остановилась.

Подъем наконец закончился.

– Это верхняя галерея. Здесь на стене портрет Александры, – хозяйка зажгла еще одну свечу, подав ее Нику. – Держите, молодой человек!

По темным стенам заметались красноватые блики. В их мерцающем свете, словно из небытия, проявилась старинная, под бронзу, рама огромного парадного портрета. Нику стало слегка жутковато. Вален нервно поежился…

С портрета, как живая, смотрела молодая, очень красивая женщина. Необычная, жгучая, как небо юга, красота… что-то восточное, затаенно-страстное… Персиковый оттенок кожи, нежный, едва проступающий румянец, иссиня-черные завитки волос на висках; длинные, пышные и блестящие пряди спадают на шею, на безукоризненно прекрасные точеные плечи. Изысканно-капризные, пухлые и яркие губы чуть-чуть, едва заметно, улыбаются. Над верхней губой – бархатистый пушок, от которого сладко вздрагивает сердце. Непроглядно-темные глаза манят и затягивают в свой жаркий омут, длинные ресницы бросают нежные тени на щеки… грудь жемчужно светится изнутри, как будто дышит…

Белоснежное платье в кипении кружев сияло атласными переливами шелка, перламутром складок; между позументом корсажа лунно поблескивали камни, переплетались голубоватые ленты…

Ах, что за женщина! Роскошная, подобная бриллианту на черном бархате…

Художник так и изобразил ее, как бы выплывающую из темного бездонного пространства, окутанную розовой дымкой. Как будто где-то у нее за спиной должно взойти красное светило… ослепительные лучи которого причудливо играют на камнях ее серег, чуть оттягивающих мочки ушей. Камни ало мерцают и переливаются в колеблющемся свете живого пламени…

Вален так и впился в них взглядом. Вот это вещь! Он аж задохнулся от восторга и жадности. Покосился на Ника. Тот стоял как зачарованный, бледный, с остановившимся, безумным взглядом, не в силах преодолеть магическое очарование портрета. Женщина не хотела его отпускать…

– Ник, ты чего?

Инна Аркадьевна смотрела на них обоих с жалостью, она читала их души, как открытую книгу.

Ник уставился на портрет, – он уже видел Александру. Но где? Тут он вспомнил, что это образ, рожденный его собственным воображением еще там, в чебуречной, когда они с Валеном пили водку. Какая грубая проза! Ему показалось, что он сходит с ума. При чем здесь чебуречная? Вален? При чем здесь все? На его висках выступил пот, руки дрожали. Да, без сомнения… те же черные завитки волос, те же горящие, больные глаза… Ник пытался поверить, что перед ним портрет, написанный как минимум столетие назад, – и не мог.

– Все это произошло здесь, в доме? – спросил Вален.