Тяжелобольные не могли поправиться в сырых песчаных ямах, в которых приходилось жить.
«Один за другим умерли боцман Янсен, старый штурман Эзельберг и несколько матросов. Так велико было общее бедствие, что покойники оставались в течение довольно долгого времени лежать среди живых, так как не находилось никого, кто был бы в силах убрать их из землянки. Так мы и оставались лежать вперемешку вокруг небольшого костра. Если бы нас мог увидеть в это время кто-нибудь посторонний, то затруднился бы отличить живых от мертвых», писал потом Ваксель.
Капитан-командор прожил в землянке около месяца. Песок постепенно осыпался с ее стен и падал ему на ноги.
— Оставьте. Мне так теплее, хотя, впрочем, все равно согреться не могу, — говорил он, когда начинали убирать обвалившийся песок.
Восьмого декабря Беринг умер, уже наполовину засыпанный землею.
Стеллер, продолжавший и в самое трудное время вести путевой дневник, сделал запись о смерти Беринга, тепло отозвавшись о его справедливости и доброте:
«Беринг был человек справедливый. За свою благожелательность и спокойствие он пользовался любовью офицеров и команды. Он старался усердно выполнять порученное ему дело. Но нередко он признавался, что экспедиция эта свыше его сил».
В первый месяц умерли от цинги двадцать пять человек и, кроме того, было шестеро безнадежно больных. Остальные начали поправляться.
Здоровые охотились, добывая тюленей и морских бобров для себя и для больных товарищей. Мясо этих животных было жестко и невкусно, но все же свежая пища помогала. К тому же на берег выбросило дохлого кита и можно было употреблять в пищу китовый жир. А с корабля сняли подмоченную муку и распределили ее, выделив небольшой неприкосновенный запас.
Замешав в воде муку, лейтенант Ваксель поджаривал на жире из туши дохлого кита лепешки для себя и своего мальчика. Отец и сын съедали по пять лепешек в день и считали их самой вкусной пищей.
Адъюнкт Стеллер работал наравне с другими: каждый день ходил далеко вдоль берега, отыскивая и притаскивая на дрова деревья, выброшенные морем, охотился на морских животных и варил пищу в свое дежурство. Вместе с тем он непрерывно делал наблюдения над жизнью животных.
Никогда еще ни один натуралист не проводил так много времени в самой непосредственной близости с морскими бобрами и морскими котиками, песцами и тюленями. Стеллер мог хорошо изучить их жизнь и повадки.
Он стал тщательно записывать все, что ему удалось подметить. Особенно внимательно и старательно он вел наблюдения над необыкновенным морским животным, которое до него не видали ученые. Это было громадное, но безобидное млекопитающее, с хвостом, как у рыбы, и с одной парой конечностей, раздвоенных, как копыта. Стеллер назвал это животное морской коровой.
Целыми днями морские коровы как будто паслись у берегов и, медленно плавая, кормились водорослями. Но весила морская корова в десятки раз больше наземной: около двухсот пудов.
Только очень толстая и твердая черная кожа, шероховатая, как кора старого дуба, защищала морскую корову от нападений. Когда сделали крепкий и острый гарпун, как для охоты на китов, удалось убить первую корову. Мясо ее оказалось необыкновенно питательным и вкусным.
Эти удивительные, теперь вымершие животные, как впоследствии выяснилось, водились только на двух островах Тихого океана: на том, где высадилась команда Беринга, и на другом, находящемся неподалеку. В науке за ними сохранилось название «морская корова Стеллера». Ни одному натуралисту, кроме Стеллера, так и не удалось увидеть и описать морскую корову.
Стеллер изучал растения острова так же неутомимо, как животных. Едва сошел снег, он стал собирать гербарий. К списку растений, который он составил, ученые-ботаники, впоследствии посетившие этот остров, могли сделать только немного добавлений.
Собирая растения, Стеллер обращал особенное внимание на те травы и коренья, из которых можно было делать отвар для людей, еще не оправившихся от цинги.
«Ни один из нас не почувствовал себя вполне здоровым и не вошел в полную силу, пока не стал употреблять в пищу свежую зелень», вспоминал впоследствии Ваксель.
В зимние месяцы жизнь на острове оказалась тяжелой и трудной. Больших морозов не было, но дули очень сильные холодные ветры, постоянно срывавшие с землянок крыши, сделанные из обрывков старых парусов и песцовых шкур. Очень часто падал снег, совершенно заносивший плавник, который собирали на дрова. Ясных дней почти не было, и от сырости в землянках гнили снятые с судна паруса.
Зимой случилась последняя беда со «Святым Петром», стоявшим на якоре. Сильным порывом ветра его выбросило на берег. Судно получило такую пробоину, которую нельзя было зачинить, и так глубоко врезалось в песок, что невозможно было поднять.
А между тем, когда наступила весна 1742 года и у людей прибавилось сил, все стали думать только о том, как выбраться с этого острова, у берегов которого так вольготно жили морские животные, но где так тяжело и тоскливо жилось людям.