7. Речь идет о пьесе Г. Гауптмана “Потонувший колокол” в постановке “Труппы русских драматических актеров под управлением А.С. Кошеварова и В.Э. Мейерхольда” (с 1903 г. труппа, режиссером и актером которой был в 1902–1905 гг. Мейерхольд, выступала под названием “Товарищество новой драмы”). Труппа, в которую входили Е.М. Мунт (1875–1954), Б.М. Снегирев (1875–1936) и др., играла в Херсоне, Николаеве, Тифлисе и других городах.
В свой “херсонский” период Крученых испытал, судя по всему, довольно серьезное увлечение театром, которое вылилось в создание ряда театральных рецензий и статей, напечатанных на страницах херсонской газеты “Родной Край” в 1909-10 гг. По словам Сергея Сухопарова, Крученых “…стал весьма желанным автором этой популярной среди херсонцев газеты. Так, вне конкуренции были его театральные рецензии и статьи о театре, которые тем не менее он подписывал исключительно псевдонимом <А. Горелин> или криптонимом <А.Г.>” (Сухопаров С.М. Алексей Крученых: Судьба будетлянина. С. 27).
8. Любопытно такое неожиданное совпадение: Э. Голлербах в своей книге о поэзии Бурлюка упоминает этот же самый эпизод из пьесы Гауптмана в прямой связи с заумным языком у футуристов: “Заумный” язык футуристов, образование слов, лишенных логического смысла, но имеющих определенный фонетический смысл, особенно часто подвергался высмеиванию и осуждению. Однако, и тут нетрудно привести в защиту футуризма некоторые исторические примеры: напомним, хотя бы, о “птичьем языке” у Аристофана и о крике аристофановских лягушек, повторенным Гауптманом в “Потонувшем колоколе” (Голлербах Э. Поэзия Давида Бурлюка.
9.
10
11. Эта самооценка во многом совпадает с характеристикой, данной в воспоминаниях А.А. Шемшурина, филолога, близкого кругу футуристов в 1910-е гг., издателя альбомов Крученых “Война” (с линогравюрами Розановой) и “Вселенская война”: “Средства Крученых были ограничены, и ему приходилось всю жизнь бороться за существование. Отчасти этим объясняется его нервозность. Это был ходячий клубок нерв. Он не терпел возражений и преград своей воле. Я помню, что в одно из первых свиданий со мною, он увидел у меня на столе футуристические издания, ему еще незнакомые. Повертевшись несколько на стуле, он вдруг попросил меня выйти из комнаты, чтобы он мог заняться книгами. Не дожидаясь даже моего согласия, Алексей Елисеевич стал раздеваться, чтобы остаться в одной рубашке. Я оставил его на час” (Шемшурин А.А. Биографические заметки о своих корреспондентах. (1920-е гг.). Авторизованная машинопись. ОР РГБ. Ф. 339. 6. Ед. хр. п).
12. Более подробная запись об Одесском училище есть в дневниках Сетницкой (от 14 июня 1957):
“Рассказывал о художественном училище в Одессе, где жил, голодая. У одной красивой девушки попросил, обнаглев от голода, двугривенный – его хватило на одно второе блюдо. Решил перескочить через два класса. Художник Костанди, плохой учитель, но добрый человек, посоветовал написать заявление. В 1906 году директор был на все готов, только бы учащиеся вели себя тихо. А.Е. разрешили “перескочить”. Экзамен держал “на ура”. По истории, кажется, успел прочесть 2 билета, достал пятый, поставили 3, а надо бы 2. По истории искусств – та красивая девушка рассказала ему 2 билета и самый любимый лектора – “египетский храм”. Это и спросили, поставили 5. Он кончил младшее отделение, не живописное; если б кончил, мог бы без экзаменов поступить в академию.
Рисовал хорошо. Попал в класс, где рисовали Венеру. Начал рисовать на большом листе, размеряя его линиями. Директор сказал: “Смотрите, как надо рисовать, когда рисуешь лоб, смотри на ногу”, т. е. надо соразмерять части. Натурщика сначала рисовали по пояс, затем всю фигуру.
В 1912 г. в Москве учился у пейзажиста С.Ю. Жуковского. Как и Маяковский, не закончил образования” (Сетницкая О. Указ. соч. С. 171).
13. См.: Маяковская Л.В. Детство Владимира Маяковского //
14 См.: Маяковский В. Я сам // Маяковский: ПСС. Т. 1. С. 12.
15. Там же. С. 12.
16. Там же. С. 13.
17. См.: Маяковский В. Люблю // Маяковский: ПСС. Т. 4. С. 86.
18. Там же.