– Нормально. Мисс Мэри часто ходит к ним в гости, особенно, если там какое-то общество собирается. Наверное, им там нравится разговаривать на умные темы. В ней есть класс, в нашей мисс Мэри. А больше ни с кем на острове доктор и сам не горит желанием общаться. Мы ж тут все деревенщина. В юности он дружил с Джонсебом Фэншоу, но теперь они просто здороваются, если в городе встречаются. Да Стоксдейлы тут только наездами. По уик-эндам или на каникулах, если еще куда-то не укатят на своей яхте.
– Понятно. А кто следующий?
– Ээээ… Толмаджи. Мать и сын. Не знаю, стоит ли вам к ним вообще заходить. Миссис Толмадж очень больна. По возрасту она, как я или мистер Блэквуд, но выглядит лет на двадцать старше. Она, бедняжка, почти не выходит из дома, говорят, все время на морфии. У нее есть сиделка, но сын, Алистер, все время живет с ней. Несчастный парень. Если ему удается доехать до города и выпить кружку пива в «Лисе» – уже праздник.
– Они знакомы с Блэквудами?
– Не думаю. Сами они никого не принимают, да и по гостям, ясное дело, не ходят.
– Печально.
– Да уж. Я работал в саду у миссис Толмадж, пока не перешел сюда. Бедняжка тогда еще выходила на берег и любовалась океаном. А сын ее ходил под парусом с Джерри, тот его всему учил. Алистер хорошо влиял на Джерри, а теперь парень спутался с этим Майком Креспи. Я ничего не имею против Адди и ее мужа, хорошие, работящие люди, – Горди снова перехватил лопату, чтобы подчеркнуть, что он тоже хороший, работящий человек. – Но сейчас молодежь такая пошла, что этой стране крышка настанет, помяните мое слово. Либо бьют баклуши, сидя на шее у родителей, либо идут в свои якобы университеты и все время против чего-нибудь протестуют. Все им не нравится, погляди ж ты. В наше время…
– Что насчет последнего дома? – прервал я начавшего обличительный разбег садовника.
– А эти хуже всех! – выплюнул он. – Чадвики. Якобы художники или музыканты. Черт знает что устраивают у себя дома.
– Мистер Блэквуд рассказывал, что у них был конфликт.
– Да все соседи на них жаловались. У Стоксдейлов и Осборнов дети, Сильвия Толмадж тяжело больна, а эти чуть ли не голыми разгуливают по берегу и музыку свою на всю мощь врубают по ночам. Однажды они принесли чучело с усами, на котором написали «фашист» и поставили его у нас прямо на крокетной лужайке. Мистер Блэквуда чуть удар не хватил. Грозился на них в суд подать за оскорбление личности.
Я поблагодарил Горди, угостил его своей сигаретой и отправился в путь, оставив садовника размышлять о дальнейшей судьбе розового куста и недостатках нынешнего молодого поколения.
Глава 24
Ворота, ведущие в первый коттедж, были закрыты, но калитку, как я обнаружил, можно было самостоятельно отворить снаружи, если просунуть руку через решетку и отвести шпингалет. Над коваными воротами красовалась витиеватая надпись: Villa Doran.
Едва я успел войти в калитку, ко мне навстречу с истошным лаем бросился уже виденный мною вчера пес по имени Тристан. Я никогда особо не любил собак и не мог похвастаться умением с ними обращаться.
Единственное, что я знал по опыту – здоровенная овчарка, сидящая у ноги караульного, представляет меньше непредсказуемой опасности, чем клубок шерсти, едва достающий тебе до щиколотки. В бытность полицейским офицером я испытывал острое желание вынуть пистолет наизготовку, если за дверью квартиры, в которую я стучал, раздавался вот такой высокий пронзительный лай. Такая собачка, может, и не убьет, но в лодыжку вцепится так, что потом месяц будешь хромать. К тому же почему-то маленькие собачки испытывают какую-то сосбую неприязнь к людям в форме. Может, хозяева специально со щенячества их натравливали на патрульных и почтальонов, это какая-то скрытая форма гражданского протеста, известная лишь в кругу собачников.
Тристан не атаковал сразу, но начал скакать вокруг меня, периодически нацеливаясь на правую штанину, рыча и показывая мелкие, острые, как у пираньи, зубы. Я сделал глубокий вдох, сдерживая искушение отправить адское существо точным пинком в ближайший куст живой изгороди.
– Тристан, Тристан, иди ко мне, негодник! – по дорожке ко мне спешила уже знакомая спортивная дама в соломенной шляпе. Она наконец настигла своего питомца и сгребла его могучими руками.
– Немедленно пошли в дом, плохой пес. Ты мешаешь маме работать в саду.
Казалось, она не обратила на меня никакого внимания. Мисс Кеннеди на вид было между сорока и шестьюдесятью, точнее было трудно определить. Под шляпой виднелось широкое загорелое лицо, а несколько лишних фунтов веса были равномерно распределены по всей основательной фигуре и явно не мешали ей переходить на рысь в погоне за своим псом. Я вспомнил портреты Аннет Доран времен пика ее голливудской славы – скульптурное лицо, тонкие брови вразлет, аристократический нос, белокурые волосы тщательно завиты и уложены. Неужели мисс Кеннеди и правда считает себя реинкарнацией актрисы?
– Нам ничего не нужно, – бросила мне женщина через плечо. – Не забудьте закрыть за собой калитку.