К югу от границы, на запад от солнца

Я на несколько дней словно онемел. Стоило открыть рот – и слова куда-то пропадали, будто застывшее на губах Идзуми ничто, проникнув в меня, поглощало их все без остатка.

Однако после этой невероятной встречи окружавшие меня призраки Симамото мало-помалу стали бледнеть и рассеиваться. В мир вернулись краски, и я избавился от чувства беспомощности: будто попал куда-то на Луну и лишился почвы под ногами. Смутно, словно наблюдая через стекло за кем-то другим, я улавливал едва различимые колебания силы тяжести, чувствовал, как тело постепенно освобождается от облепившей его пелены.

Что-то во мне оборвалось и исчезло. Беззвучно, резко и навсегда.

* * *

Когда наш маленький оркестр ушел на перерыв, я подошел к пианисту и попросил, чтобы он убрал из репертуара «Несчастных влюбленных».

– Сколько уже ты играешь эту вещь? Хватит, – сказал я, скроив приветливую улыбку.

Пианист внимательно посмотрел на меня, словно взвешивая что-то в уме. Мы были друзьями, иногда пропускали вместе по рюмочке, болтали о том о сем.

– Что-то я не очень понял. Ты хочешь, чтобы я пореже ее играл или не играл совсем. Есть разница. Объясни, пожалуйста.

– Я не хочу, чтобы ты ее играл.

– Тебе не нравится, как я играю?

– Что ты! Ты классный пианист. Редко кто так может.

– Значит, ты больше не хочешь ее слышать?

– Пожалуй, – сказал я.

– Почти как в кино – как в «Касабланке».

– Что-то вроде того.

После этого разговора он, завидев меня, иногда в шутку выдавал несколько аккордов из «Пока проходит время».

Слушать эту музыку я больше не хотел. Но вовсе не потому, что она напоминала мне о Симамото. Просто она меня не трогала так, как раньше.Сам не знаю почему. В ней уже не было того... особенного, что задевало душу все эти годы. Не осталось чувств, так долго соединявших меня с ней. Просто была прекрасная музыка, но и только. Оплакивать эти прекрасные останки я не собирался.

* * *

– О чем ты думаешь? – спросила Юкико, заглянув ко мне в комнату.

Было полтретьего ночи. Я лежал на диване и глядел в потолок.

– О пустыне.

– О пустыне? – Юкико присела у меня в ногах. – О какой пустыне?

– Обыкновенной. С барханами и кактусами. Вообще, там много всякой живности.

– Я тоже к ней отношусь, к этой пустыне?

– Конечно, – отвечал я. – Мы все в ней живем. Хотя на самом деле живет одна пустыня. Как в фильме.

– В каком?

– Диснеевском. «Живая пустыня» называется. Документальное кино про пустыню. Ты в детстве что, не смотрела?

– Нет.

Странно. В школе нас всех водили на этот фильм. Впрочем, Юкико на пять лет моложе. Наверное, еще маленькая была, когда он вышел.

– Давай возьмем кассету и посмотрим в воскресенье все вместе. Хороший фильм. Там такие виды, животные разные, цветы. И детям, наверное, будет интересно.

Юкико с улыбкой посмотрела на меня. Давно я не видел, как она улыбается.

– Ты уходишь от меня?

– Послушай, Юкико. Я тебя люблю.

– Возможно, но я тебя о другом спрашиваю. Собираешься ты уходить или нет? «Да» или «нет». Других ответов мне не надо.

– Нет, я не хочу уходить, – покачал головой я. – Может, у меня нет права так говорить, но я не хочу. Я не знаю, что будет, если мы расстанемся. Я не хочу опять остаться один. Лучше уж умереть.

Юкико протянула руку и, легко коснувшись моей груди, заглянула мне в глаза:

– Забудь ты о правах. Какие тут могут быть права? Я чувствовал на груди тепло ее ладони и думал о смерти. А ведь я мог умереть тогда вместе с Симамото на хайвэе. И меня бы не стало. Я бы исчез, испарился. Как исчезает многое в этом мире. Но я живу, существую. И на груди у меня теплая рука Юкико.

– Я очень тебя люблю, Юкико. С самого первого дня. И сейчас так же люблю. Как бы я жил, если бы мы не встретились? Словами не передать, как я тебе благодарен. И за все хорошее ты от меня такое получила! Потому что я эгоист, вздорный, никчемный тип. Гадости делаю тем, кто рядом со мной. Просто так, без всякой причины. А получается один вред самому себе. И другим, и себе жизнь порчу. Но я не нарочно. Как-то само собой получается.

– Не спорю, – тихо проговорила Юкико. С ее губ еще не сошла улыбка. – Ты в самом деле эгоистичный, вздорный и никчемный тип. И меня обижаешь.

Я долго смотрел на нее. Она ни в чем меня не обвиняла. В словах ее не было ни злости, ни грусти. Юкико лишь констатировала факт.

Я медленно подбирал нужные слова: