К Колыме приговоренные

Видимо, не находила себя Верка в сыне. Известно, что родившие ребёнка в возрасте с ещё неокрепшими взглядами на жизнь, навсегда лишаются материнского к нему чувства. Верка здесь не стала исключением. Пока Кольке не исполнился год, она не знала, что с ним делать, когда он поднялся на ноги и весело забегал по комнате, она стала на него смотреть, как на игрушку, сейчас она видела в нём то, что хоть как-то заполняет пустоту её несложившейся жизни.

II

Всё случилось так неожиданно, что поверить в это было трудно. Удавилась Верка. Нашли её в верёвочной петле в дровяном сарае. Записки она никакой не оставила, и поэтому по посёлку поползли невероятные слухи: одни говорили, что незадолго до смерти она получила из Москвы письмо, в котором залётный отец Кольки грозил ей, что приедет на Зырянку и Кольку у неё заберёт, другие утверждали, что довёл её до этого Паха, который в последнее время, якобы, бил её уже смертным боем, прошли слухи о том, что её изнасиловали грузины, и она этого не вынесла. Понятно, гадай — не гадай, толку от этого мало, и Верку уже из могилы не поднимешь. Вполне возможно, о том, что потянуло её в петлю на самом деле, догадывалась одна Яна Юрьевна, но даже если бы это было и так, она бы этого никому не сказала.

Незадолго до смерти Верки грузины устроили в столовой вечер по случаю удачного окончания сезона колымских заработков. Был он устроен по обычаям древнего Кавказа. За длинным, во весь зал, столом разместились одни грузины, а русские девки, которых привели они с собой, сидели на скамье у одной из стен столовой. Все грузины были в длинноклювых кепках, говорили только на своём языке и пить не торопились. Выделялся среди них тот, что сидел в центре стола. Он был выше всех ростом, в новом защитного цвета костюме, и своим острым носом и чёрными глазами в пуговку походил бы на грача, если бы не был при ярко-красном галстуке. Было видно, что он здесь старший, и, видимо, поэтому, в виде исключения, ему разрешалось иметь рядом с собой девку. Смуглая и небольшого роста, она была похожа на цыганского подростка, а когда грузин вставал и начинал по-своему что-то говорить, она, заглядывая ему в рот, уже была похожа на галчонка, ожидающего в своём гнезде положенную ему от матери порцию пищи. Обсудив свои дела, грузины выпили, и только после этого разрешили русским девкам садиться с ними за стол. Чтобы скрыть испытанное у стены унижение, одни из девок стали ломаться за столом, как порченые невесты на выданье, другие, не дожидаясь своих кавалеров, наливали себе в стаканы водки и пили её, не закусывая. Потом начались танцы, а после них, выпив ещё, все пошли в пляс. Девки запрыгали, как лошади, а когда стали по-русски выбивать дроби, запрыгала на столе посуда; грузины, дружно поднявшись на дыбки, с видом галантных кавалеров стали их обтанцовывать и делали это так, словно перед ними не пьяные девки, а никем не порченые красавицы. Был на вечере и грузин, волочившийся за Яной Юрьевной. В танцах и пляске он участия не принимал, с грустным видом сидел за столом, пил вино и много курил. Теперь Яне Юрьевне было его жалко, и ей хотелось на прощанье сказать ему доброе слово. Сделать она это не успела. В конце вечера грузин сам подошёл к ней и, подавая ей красивый букет цветов, сказал: «От всей капказки сэрдца, — и, мягко улыбнувшись, добавил: — Вы замечателны чалвэк и красывы женщин».

Когда грузины заканчивали свой вечер лезгинкой, в столовой появился муж Яны Юрьевны. У него были мутные, как с долгого сна, глаза и неуверенные движения, и трудно было понять: пьян ли он или с большого похмелья. Примостившись с окончившим танец грузином, он выпил с ним рюмку водки и вскоре куда-то исчез.

А утром, когда поварёшки пошли на работу, они обнаружили, что касса Яны Юрьевны вскрыта и все деньги, собранные с грузинов за вечер, из неё исчезли. Из буфета исчезли три бутылки водки, но на эту мелочь никто не обратил внимания. В посёлке с тех пор, как много лет назад заловили на мехах заезжего воришку и без суда его хорошо поколотили, воровства не было, и поэтому случившееся в столовой сразу облетело весь посёлок и стало предметом догадки: кто это сделал? Наружная дверь в столовую была не взломанной, окна были целы, значит, украсть деньги мог только тот, кто уходил из неё последним. А уходила последней из неё Верка. Подрабатывая уборщицей, он в тот вечер, хотя и была немного выпившей, когда все разошлись, решила помыть в столовой полы. Несмотря на то, что в Веркино воровство никто не верил, не переставала настаивать на нём заведующая столовой Серафима Карловна. В посёлке она появилась недавно, до этого ходила в завмагах на Арылахе, говорили, что её оттуда за что-то погнали, а здесь она быстро устроилась заведующей столовой по какой-то протекции из Якутска. У неё было похожее на тыкву лицо, оплывшие жиром глаза и толстые, в два больших чебурека, губы. Утром она вызвала Верку в свой кабинет и, усадив её прямо перед собой, сказала:

— Одно из двух: либо ты, девка, признаешься и вернёшь в кассу деньги, либо я дело передам в прокуратуру.