К неведомым берегам

Томительный длинный день прошел - никто от "них" не приходил. Бритюков заждался: неужто больше не позовут? А как хотелось бы взглянуть еще хоть раз на это ненавистное, даже в болезни красивое, мужественное, волевое лицо!.. При мысли, что Шелихов умирает, что он непременно умрет, Бритюкову становилось как-то легче.

Между тем все в городе всполошились, когда стало известно о тяжкой болезни Шелихова. Сам Мыльников побывал у Бритюкова, неловко уверяя, что зашел мимоходом. И Голиков, должно быть, тоже заглянул "мимоходом".

- Лабазники! - шипел Бритюков. - Надо им, вишь, от самого Бритюкова слышать, умрет или не умрет... Пропади они пропадом, стервятники!

К вечеру пришел Василий.

- Что нейдешь?

- А ты, Василь Иванович, видел, как она со мной позавчера, а? - угрюмо отозвался подлекарь. - Пусть теперь попляшет...

- Сама посылала меня два раза... Говорила: "Не обидела ли я его?.."

Бритюков нервно прошелся два раза по комнате, приоткрыл зачем-то дверь в задымленную кухню... Бросилась в глаза засаленная, высоко подобранная, подвязанная на животе юбка и тумбообразные ноги рано расплывшейся и состарившейся "половины", давно потерявшей женский облик. Остановившись перед Василием, подлекарь коротко бросил:

- Пошли!

- Я тебя и твои колебания понимаю, Бритюков, - сказал Василий. Григория не любят здесь, всем насолил: и тебе, и мне, и Голикову, и Мыльникову, и Ласточкину. Сгинет - никто плакать не станет...

Бритюков вплотную подошел к Василию и пытливо взглянул ему в глаза.

- Мыльников и Голиков сегодня были у меня. Интересовались, выживет ли, - тихо проговорил он, отводя глаза в сторону. - Правда, прямо этого не говорили. Интересовались, как здоровье, но ясно было, что хотелось им слышать: подохнет... Обнадеживать их не стал, положение его действительно плохое... Ну, пойдем!..

На этот раз Наталья Алексеевна была с Бритюковым ласковее - протянула руку и попросила не помнить обиды и помочь ее горю.

Он обещал. Но когда увидел Шелихова, его трепетавшие при каждом вздохе ноздри, неровно подымавшуюся бессильную грудь, свежо переживаемая обида опять буйно бросилась в голову.

Овладевши собою, Бритюков тихим, соболезнующим голосом сказал неутешной женщине, что общее положение больного не улучшилось, а сердце заметно ослабело.

- Выдержит ли?

- Будем надеяться...

Василий с Бритюковым подружились и виделись теперь по нескольку раз в день. К ним потянулись и компаньоны - ненавистники Шелихова: раза два новые друзья всей тесной компанией выпивали. Независимо от того, выживет или не выживет брат, Василий подстрекал Мыльникова поскорее осуществить затеянную им новую вылазку против Шелихова и одобрял изменнические действия Голикова. Гадали о судьбе еще не открывшегося наследства, о возможных комбинациях раздела имущества. Открыто, хотя полушутя и легкими намеками, подходили вплотную к вопросу, не нужно ли, в случае чего, "помочь" Шелихову.

А в это время положение Григория Ивановича неожиданно резко изменилось: жар спал, но появилась невиданная слабость: малейшее движение, небольшой поворот головы или в полный голос сказанное слово - и ручьями льется пот. А потом больной надолго засыпает.

- Выздоравливает... - сказал Бритюков, когда заговорщики собрались вместе.

Наступила зловещая тишина, которую прервал сиплым, каким-то приглушенным голосом Бритюков, будто горло ему стиснула судорога:

- Я распустил по городу слух, что Шелихову стало хуже, что сердце с часу на час слабеет и надежды на то, что выкарабкается, стало еще меньше...

Когда Бритюков замолчал, взволнованно заговорил Василий:

- Если теперь же, сегодня, не помочь, завтра будет поздно. Слышал я в канцелярии генерал-губернатора, что должен вот-вот возвратиться городской врач, за которым третьего дня Натальей послан нарочный. Не прозевать бы, Бритюков! Это твое, брат, дело...

Заговорили и остальные. Говорили о том, как и когда каждому из них насолил Шелихов. В Бритюкове снова заклокотала жажда мести...

* * *

Вечером прибежала от Шелиховых к Бритюкову Катя: больному стало хуже. Рассказала, что отец бредит, дрожит, кричит, что боится, и слабеет на глазах.

Бритюков поспешил к постели Шелихова.

"Хорошо..." - определил он про себя, откидывая с ног одеяло: заметная синева ступней и пальцев, судорожное то тут, то там подергивание мышц, особенно икр, и бросающаяся в глаза худоба осунувшегося лица с темными подглазниками сказали все. Больной был без сознания, пульс еле прощупывался, биения сердца не было слышно, дыхание явно становилось реже и реже.

Бритюков поднял голову, но не в силах был видеть полные слез глаза Натальи Алексеевны; бросил уже на ходу:

- Молитесь!.. - И вышел.

Через два дня состоялись пышные похороны. В траурной процессии, с архиепископом и генерал-губернатором во главе, обращал на себя внимание целый отряд учившихся за счет покойного маленьких алеутов, оглашавших громкими рыданиями весь путь до самого Знаменского монастыря.