К портретам русских мыслителей

Поэтому интерес, который вызывают сегодня «Вехи», свидетельствует не только о сохранившейся еще у нас духовной бодрости, но и о здравом историческом чутье. Явно, история учит не впадать в рабство монументальным силам, а вникать в ее сокровенный смысл. В конце концов «торжествуют не миллионы людей, не материальные силы <…> не деньги, не меч, не могущество, а незаметная вначале мысль и часто какого-нибудь по-видимому ничтожнейшего из людей» – такое убеждение оставил нам как раз один из главных вдохновителей «веховского» поколения Ф.М. Достоевский[503]

в своем «Дневнике писателя» (1876). История своим реальным ходом призывает не поддаваться на так называемый детерминизм и подсказывает, что упущенная альтернатива – это не погибшая возможность; а давящая, сила – еще не хозяйка жизни: она, конечно, может сорвать ее эволюционный ход, но не может пересоздать ее основы и разрешить ее вопросы.

И действительно, все проблемы российской жизни, которые мучили «веховских» авторов, никуда не делись, и некоторые из них оживают перед нами, как после летаргического сна. Отмечаемые в «Вехах» болезни не только сохранились в виде застарелых недугов, но и прогрессировали. Нигилистический морализм предстал сегодня в продвинувшемся виде прямого аморализма, утопически-директивное отношение к социальному организму пронизало все сферы человеческого существования, став повседневным способом мышления, воинствующий идеологизм пополнился воинствующим гедонизмом, доктрина моральной относительности и абсолютности классовой борьбы перелилась в жизненное равнодушие к добру и злу, во взаимоотчуждение и ксенофобию, нехватка правового сознания – в психологию социального эгоизма, увлеченность «социальной правдой» при незаинтересованности в «философской истине» дошла до безразличия к истине как таковой и даже до ее отрицания в мировоззренческом плюрализме, «беспочвенная интеллигенция» с ее «народопоклонством» в большинстве своем переродилась в довольно своекорыстную «образованщину» с чувством брезгливости к низам.

Всем этим сгущением проблем и усугублением болезней история сигнализирует о явно «не том» пути, без слов напоминая об отвергнутой и неиспользованной альтернативе. И встает назойливый вопрос: а что, если вернуться назад и начать движение с того пункта, где оно было прервано. Но возвращение будет не попятным

, а творческим

, если оно состоится только при коррективах, а точнее, дополнениях, вносимых в социально-философскую платформу «Вех» истекшим временем, дополнениях, совершенно последовательных с точки зрения, развиваемой в сборнике.

Главным принципом и призывом семи авторов была переориентация сознания с революционного социального действия на внутреннюю духовную работу, на «спрос с себя». И они были правы, ибо радикально-утопическая идеология захватывала тогда только сознание (интеллигенции). Сегодня мы имеем дело уже с захватом этой идеологией общественного бытия, с небывалой социальной структурой и ее истребительными последствиями для всего живого и естественного. Поэтому возвращение на альтернативный путь предполагает теперь не только духовную, но и социально-экономическую реверсию к нормальному с точки зрения защищаемой в «Вехах» человеческой природы «общественному, экономическому и политическому строю, на котором, – как пишет уже цитированный выше “ренегат”, – развивалось и доселе живет человечество»…[504]