К предательству таинственная страсть...

Такой средой товарищей-собеседников для меня в начале шестидесятых годов стало литературное сообщество “Магистраль”, куда я забрёл по совету Окуджавы. Помню, с каким нетерпением ждал я наших еженедельных заседаний, как заранее обдумывал, о чём скажу, что восславлю, с чем не соглашусь. Не преувеличиваю — на каждое заседание нашей “Магистрали” я шёл как на личный праздник, на пиршество интеллекта, декламации, восторгов, разочарований. Все мы тогда были уверены в себе, откровенны, добры и беспощадны друг к другу. В те времена молодых издавали крайне скупо, критика не возилась с нами, не нянчила нас, почти не замечала, и мы были сами себе и критиками, и издателями, и слушателями, и читателями. Никаких агрессивных комплексов самоутверждения, которыми болеют многие нынешние молодые литераторы, у нас не было, потому что в первую очередь мы были бескорыстны, не думали, как о конечной цели, о вступлении в Союз писателей, о Литфонде и слыхом не слыхали, о всяческих всесоюзных совещаниях и не мечтали, о Центральном Доме литераторов имели весьма смутное представление, а если и случайно попадали туда, то вели себя робко и целомудренно. Слава богу — многие соблазны в то аскетическое время миновали нас.

Пример бескорыстного служения поэзии подавал нам уже тогда бессребреник Григорий Михайлович Левин, автор до сих пор звучащей песни “Ландыши, ландыши, белый букет”, окружённый своими “студентами”… Не буду перечислять их всех — скажу только, что из “Магистрали” вышло около 50 поэтов, прозаиков, критиков, переводчиков, ставших членами Союза писателей. Целая крупная организация, не меньшая, чем в Иркутске или в Одессе. Ате, кому не хватило таланта, стали редакторами, журналистами, песенниками. А те, кто не стали литераторами, всё равно вспоминают “магистральные годы”, как лучшее время своей жизни, в которое они встречались и с Николаем Заболоцким, и с Ильёй Оренбургом, и с Назымом Хикметом, и с Павлом Антокольским, и даже с Александром Серафимовичем… В те времена известные писатели были отзывчивее и легче на подъём, нежели нынешние. И конечно же чуть ли не все значительные московские поэты военного поколения, чуть ли не все будущие знаменитые поэты моего поколения побывали в те годы в гостях у нас.

Дабы сегодняшнему читателю стало более понятным, что представляла собой “Магистраль”, приведу отрывок из книги “Портрет счастливого человека” весьма известного в 70-80-е годы журналиста и критика Геннадия Красухина:

“Булат, как и я, любил бывать на этих руководимых Григорием Михайловичем Левиным занятиях. Порой невероятно интересных. “Магистраль” не зря именовали малым Союзом писателей. Состав участников казался мне очень сильным. Владимир Войнович, Александр Аронов, Эльмира Котляр, Владимир Львов, Наталья Астафьева, Нина Бялосинская, Юрий Смирнов, Вадим Черняк, Сергей Козлов, Владимир Леонович, тот же Евгений Храмов, даже, что теперь может удивить многих, — Станислав Куняев <…> Да, состав “Магистрали” был очень сильным. А тут ещё Григорий Михайлович устраивал вечера, которые в то время собрали бы большой зал Центрального дома литераторов — встреча с Борисом Слуцким, с Назымом Хикметом, с Даниилом Даниным, или с Давидом Самойловым”.

К этому “сильному” списку можно добавить Льва Халифа, Игоря Шаферана, Владимира Британишского, Инну Миронер и многих других литобъединенцев, что позволяет мне сегодня назвать этот, по выражению Красухина, “малый союз” “малым народом”. Многое из того, что озадачивало меня в “Магистрали” уже в те благополучные годы, засело в моей памяти. Помню, как, возвращаясь с каких-то поэтических хмельных посиделок, мы с Вадимом Черняком заговорили о Сергее Есенине, и он вдруг резко оборвал разговор: “Да ненавижу я этого Вашего крестьянского поэта”…

По прошествии шестидесяти с лишним лет, просматривая список магистральцев, я понимаю, что из всего обилия имён лишь присутствие турка Назыма Хикмета и, как писал Красухин, “к удивлению многих Станислава Куняева” (русского) вносило некоторое разнообразие в монолитный национальный союз знаменитого в те времена сообщества, любимой песней которого после наших застолий была возведённая в гимн клятва Окуджавы:

Поднявший меч на наш союздостоин будет худшей кары,и я за жизнь его тогда

не дам и ломаной гитары.Как вожделённо жаждет векнащупать брешь у нас в цепочке…

Возьмёмся за руки, друзья,чтоб не пропасть поодиночке.

В названии этого “гимна” (“старинная студенческая песня”), впервые опубликованного в сборнике “Арбат, мой Арбат” (1976 г.), было заключено явное лукавство, как и в другом популярном булатовском шлягере: