К предательству таинственная страсть...

Это и жители Арбата, “пешеходы твои люди не великие”, это “смешной, отставной одноногий солдат”. Это призраки в мундирах XIX века из “Батального полотна”: “не видишь, кто главный, кто — слуга, кто барин, из дворца ль, из хаты… Все они солдаты, вечностью объяты, бедны ли, богаты”. Это соратники автора по “подлой” войне: “мы все — войны шальные дети: и генерал и рядовой”, или арбатские друзья, которые “на пороге едва помаячили и ушли за солдатом солдат”, это лежащий в госпитале “в наплывах рассветных “сын недолгого века”, исповедующийся милосердным сёстрам Вере, Надежде и Любви. И всё было бы душевно, трогательно, напевно, сентиментально, если бы “бумажный солдат” жил не в нашем страшном двадцатом веке, а в мечтах, сновиденьях, в воображении поэта. Но жизнь есть жизнь, и ей нет дела до бумажного мечтателя, жаждущего осчастливить каждого, кто живёт рядом с ним в суровом и “яростном мире”. И “бумажный солдат” постепенно и неотвратимо обретал другой облик. Он вспоминал свою родословную, своё происхождение из комиссарской семьи и не соглашался исчезнуть в огне, потому что подобно расстрелянному в 1937-м отцу возмечтал: “какое новое сраженье ни покачнуло б шар земной, я всё равно паду на той, на той единственной гражданской, и комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной”. Он возненавидел человека, рассказавшего в компании писателей, сколько крови пролил вождь комиссаров Киров во время “единственной гражданской” на Кавказе, и захлебнулся от негодования: “этого человека надо расстрелять! — Почему? — спросили его. — Потому что, — ответил Булат, — с Кировым работала моя мать!” А что было делать “бумажному солдату” рядом с Кировым, однажды признавшимся, что ленинская гвардия пришла к победе на гражданской войне “через реки крови”?

Геннадий Красухин стоял как бумажный солдатик насмерть, защищая честь Булата: “Не обойдёшь стороной проклятия поэту, подписавшему вместе с другими писателями обращение к согражданам после провала коммуно-фашистского мятежа в октябре 1993 года. До сих пор костерят Окуджаву: солидаризовался с убийцами! призвал к террору! Раскрыл своё нутро!”

Зря Красухин напрягал свои голосовые связки — конечно же Булат “солидаризовался”, конечно “призвал”, конечно “раскрыл”, поскольку роковое письмо 42-х было сочинено и подписано всеми сорока двумя ренегатами не “после провала коммуно-фашистского мятежа”, как писал Красухин, а гораздо раньше — за сутки с лишним, и это письмо окончательно развязало Е. Б. Н. руки для кровопролития. После расстрела какой смысл сочинять письма такого рода? призывать к преступлению, когда оно уже совершилось?

То ли, сморозив такую глупость, то ли солгавши, Красухин даже забыл, что его кумир спустя два с лишним месяца после бойни 4 октября сам своими устами так озвучил в одном из интервью свою причастность к этому преступлению: “Для меня это был финал детектива <…> никакой жалости у меня к ним не было”. Пытаясь обелить не только Окуджаву, но и лужковских омоновцев и грачёвский спецназ, Красухин нанизывал одну глупость на другую: “В отличие от автоматов и пистолетов макашовского войска, охранники (речь идёт о телецентре. — Ст. К.) были вооружены только электрошокерами” (Г. Красухин. “Портрет счастливого человека”)

“До сих пор бытует термин “расстрел Белого Дома”. Но такой термин — не более чем художественная метафора. Утром 4 октября танки действительно стреляли по зданию парламента, но по верхним этажам, где людей не было, причём стреляли болванками, и исключительно для того, чтобы последние засевшие в Белом доме мятежники сложили оружие. Что же до расстрела, то ни одного убитого или хотя бы раненого депутата не оказалось среди жертв нового путча. Ну ив чём обвиняют Булата его ненавистники? В обращении, подписанном Окуджавой вместе с другими писателями, нет призыва к насилию” (Г. Красухин. “Портрет счастливого человека”) И такого рода примеров неправды или глупости в книге Красухина не перечесть. Да, действительно, все депутаты Верховного Совета были выведены из здания. Но сколько защитников парламента, сколько добровольцев из московского простонародья, пришедших к телецентру, погибли в этот вечер! Когда глава ФСБ М. Барсуков удостоверился, что спецподразделения “Альфа” и “Вымпел” не желают штурмовать Парламент, он повёл себя особенно подло: “Тактика Барсукова была простая: пытаться подтянуть их как можно ближе к зданию, к боевым действиям. Почувствовав порох, гарь, окунувшись в водоворот выстрелов, автоматных очередей, они пойдут дальше вперёд”.