К предательству таинственная страсть...

Составители и редакторы книги “Свет двуединый” Михаил Грозовский и Евгений Витковский поверили Александру Петровичу, что он “уже не покинет Россию”, и я получил от него в те годы письмо, где было клятвенно сказано: “Я прожил жизнь и умру в России”. И что же в итоге? Ну невольно обманул меня — так это естественно в наше время! К тому же я — русский гой. Но обманывать своих соплеменников Грозовского и Витковского? Этого я от Александра Пейсаховича не ожидал. За это ведь его любой раввин и любой секретарь партийной организации осудили бы и призвали бы покаяться.

Но поэт не кается, а обвиняет эпоху.Получилось — виноватыИудеи — супостаты,На которых нет креста

В том, что взорван храм Христа……………………………………Раскрестьянили деревню,Расказачили Кубань.И в подвале на УралеГосударь со всей семьёй

Получилось, — мной расстрелян,Получилось — только мной.(Из “Позёмки”, посвящённой Николаю Тряпкину)

Пошлым и затасканным приёмом доведения мыслей своего противника в споре до абсурда Александр Межиров пытается обесценить его аргументы и взгляды. В ответ же он может получить проще простого: — Нет, не вы, Александр Петрович, расстреляли “Государя императора со всей семьёй”, а местечковый революционер Янкель Юровский со своими подельниками Шаей Голощёкиным и Лазарем Пинхусовичем Войковым. Команду “расстрелять” дал из Москвы Яков Свердлов, в числе расстрельной команды были пленные мадьяры с фамилиями Эдельштейн, Гринфельд и Фишер… Утешу Александра Петровича тем, что рядом с “мадьярами” расстреливали Романовых и двое русских — некто Ермаков и ещё один негодяй, фамилию которого я забыл. “Раскрестьянили деревню”… Да, но в этом Межиров ни на йоту не виноват. Нарком сельского хозяйства в годы раскулачивания был некто Яковлев, он же Эпштейн… “Расказачили Кубань” — ну об этом исполинском плане, составленном Л. Троцким, Александру Петровичу подробно могла рассказать его родная тётушка Розалия Землячка.

А что касается взорванного “иудеями супостатами”, как пишет сам Межиров, “Храма Христа Спасителя”, то, конечно, его взорвали специалисты неизвестной национальности и его обломки убирались чернорабочими русскими и татарами, но проспект Дворца Советов на месте храма подробно был разработан знаменитым архитектором тех времён Борисом Иофаном, верю, что он был не “иудеем”, а скорее всего фанатичным безбожником и так же, как Александр Петрович, честным коммунистом.

А “Позёмка” метёт и метёт по русской земле, но следы содеянного не заметаются, не исчезают, они терзают душу…

Получилось, что некстатиМне попался тот журнал,Где прочёл твоё “Проклятье”И поэта не узнал.Или, может быть, оплошка

Эта белая обложка,Под которой только тьмаЧёрная и вопль “Проклятья”Против иноверца-татя,Строки твоего письма.

Я помню это стихотворение “Проклятье” Николая Тряпкина. Помню, как мы поменяли жёлтую обложку на белую, как я искал для журнала эмблему, которая соединила бы восьмидесятые годы двадцатого века с веками минувшими — с некрасовским “Современником”, с пушкинским, с более ранними временами, вплоть до смутных, когда Россия отбивалась от польско-литовско-шведской Антанты, направляемой Ватиканом, когда у меня в голове вдруг вспыхнули слова “Минин и Пожарский”. Помню, как мы собирали этот номер с белой обложкой, на которой стоял оттиск великого памятника, изваянного Мартосом, и в котором было стихотворение “Проклятье” и остальное содержание, ошеломившее Межирова: “Эта белая обложка, под которой только тьма чёрная”…

Спустя тридцать лет я отыскал этот номер, чтобы убедиться, какой “чёрной тьмой” он преисполнен: