К. Р.

… Вот вдали, в стороне Эйдткунена показались отдельные всадники. Нельзя еще было разобрать, немцы это или русские. Но вот всадники приблизились; трое из них проехали мимо нас по дороге к Сталупянам. Мы в них узнали Смоленских улан… С особо восторженным чувством перекрестился я на пограничном мосту…»

«Ковна.Узнаем, что накануне был Высочайший выход в Зимнем дворце и что Государь в чудесной речи сказал, что не положит оружия, пока хотя один неприятель не будет изгнан из пределов России. Созваны Государственный Совет и Дума. Беспорядки, стачки и забастовки как рукой сняло, единение общее, подъем духа небывалый, все партии позабыты».

«Павловск. Вторник, 22 июля.

День серый и теплый… Отъезд Иоанчика был назначен вечером того же дня, а три наши гусара должны были отправиться на другой день. — Заехали в Гусарский полк, где Игорь дежурил. Увидали его, произведенного 10-ю днями раньше в корнеты… ‹…› Здесь никто не понимал императора Вильгельма. Узнав о нашей мобилизации, он принял ее за угрозу и, несмотря на слово, данное ему Государем, не начинать неприятельских действий, резко требовал отмены мобилизации, а не добившись этого, объявил нам войну вечером 19 июля.

Вечером мы благословили Иоанчика и проводили на нашем подъезде. Нечего и говорить, как сжималось сердце.

Елена (сербская принцесса, жена Иоанна. — Э. М., Э. Г.)

придумала, чтобы все мы, Оля, Митя и дети, сложились и на общие средства устроили подвижной лазарет в 1-ю армию, в котором Елена с Марией Павловной-младшей будут сестрами милосердия…»

«Павловск. Среда, 23 июля.Провожали по очереди Гаврилушку, Игоря и Олега. Каждого ставили на колени перед иконами в моем кабинете. Не обходилось, конечно, без слез, хотя и сдержанных…»