К. Р.

Перед экзаменом он пришел в храм. «Трое певчих, откашлявшись, начинают старательно выводить: „Да исправится…“ Сперва это плохо удается… Стараешься не обращать на это внимания, вникнуть в слова молитвы, к которой так давно привык и которую так любишь! Я делаю земной поклон и долго остаюсь в этом положении. Я заметил, что так легче молиться… „Положи, Господи, хранение устам моим…“ — поют певчие, уже став на колени, а мне делается отчего-то так тепло, хорошо. На глаза навертываются слезы».

Олег Константинович окончил Лицей с серебряной медалью, а за выпускное сочинение об архиепископе Феофане Прокоповиче был награжден Пушкинской медалью, что князя особенно порадовало, так как эта награда давалась за художественные достоинства в сочинении.

Указами Государя князь Олег Константинович был произведен в корнеты лейб-гвардии Гусарского полка и в титулярные советники, то есть получил сразу военный и гражданский чин.

Казалось бы, он добился того, чего так страстно хотел. И все-таки планы его были много шире, он продолжал искать себя. Перед окончанием Лицея он написал письмо матери, очень серьезное письмо — таковы были отношения в этой семье между детьми и родителями, ясные и искренние: «Радуюсь и вместе с тем жалею, что вскоре оставлю Лицей, с которым так свыкся. Радуюсь потому, что пытка экзаменов и репетиций, пытка самая ужасная, пройдет. У меня все больше и больше укрепляется желание сдать государственные экзамены в Университете, только, конечно, не в этом году, а через несколько лет. Когда я кончу Лицей, то думаю серьезно заняться юридическими науками и добиться того, чтобы экзамены в Университете для меня ничего не значили. После них надо было бы добиться магистра и профессора… Иногда, кроме того, мне кажется, что я лучше бы сделал, если бы занялся исключительно литературой, что меня гораздо больше влечет. Тогда надо было бы сдавать экзамены по филологическому факультету. Это все планы… Мне очень хочется работать и работать, но какая работа? — вот вопросы, которые меня волнуют».

Князь Олег Константинович получил первое государственное поручение. Императорское Православное общество, членом которого он состоял, послало его в город Бари, в Италию, где строились русский храм и странноприимный дом. Нужно было осмотреть строительные работы, выслушать отчет архитектора и подрядчиков. В нечеловеческую жару Олег не слезал со строительных лесов, забывал обедать, разбирался с делами до вечера, когда даже солнце уставало жечь всё своим немилосердным огнем. И только когда все вопросы были приведены в ясность, князь Олег собрался в Россию.

По дороге домой, в Австрии, он увидел странную картину: страна была в каком-то военном экстазе — мундиры, пушки, военные марши… Мелькнула мысль: война?! С кем? Россия несколько лет назад отвоевалась — проиграла войну с Японией. «Бедный Государь, бедная Россия», — повторял он тогда, когда дальневосточные телеграммы приносили известия одно печальнее другого. «Сегодня за завтраком, — записывал Олег в дневнике, — говорили, что в Порт-Артуре осталось только 10 000 войск, что Порт-Артур не выдержит. В 6 часов вечера я заперся в комнате и стал просить Всевышнего о помощи Порт-Артуру. Потом я взял молитвенник, хотел по нему прочитать молитвы и подумал: я открою, не ища, молитвы, какие попадутся — те и прочту. Может быть, будут как раз те, которые на войну, — это воля Бога. Разворачиваю молитвенник — попадаются молитвы на войну. Господи! Воздвигни силу Твою… И дай Ты нам помощь. Одушевление подай Ты войскам!»

Когда пришло известие о падении Порт-Артура, положив голову на обе руки, Олег плакал. Он записал в дневнике:

«До чего мы дожили! Стессель

[86]сдал Порт-Артур. Не было возможности держаться… Да, много героев пало под Порт-Артуром. Кто во всем виноват? Русская халатность. Мы, русские, живем „на авось“. Это „авось“ нас делает виноватыми».

«Вот и сейчас, — думал он, — мы не готовы к войне. России не следует участвовать во всех раздорах Европы. Пап'a говорит, что у нас полно внутренних дел. Значит, не будет войны».

Олег успокоился и на границе России стал представлять, как он въезжает в Осташево, где ждет его семья и на письменном столе лежит начатый роман…

«В сценах из моей жизни» он расскажет лишь об одном из своих возвращений, но каждый раз, возвращаясь домой, он будет испытывать такое же счастливое чувство:

«„Ну, милые!“ — прикрикнул старый ямщик Иван на лошадей, и тройка понеслась… Галки, вороны, дотоле невозмутимо разгуливавшие по дороге, шумно отлетели в сторону.