К востоку от Берингова пролива

Следующим этапом развития сельского хозяйства на Аляске официально считаются двадцатые годы, когда в окрестностях Фэрбенкса зазеленели всходы пшеницы, поднялись первые мельницы. Во время великого экономического кризиса тридцатых годов правительство США переселило сюда, в долину реки Матануски, около двухсот наиболее разоренных фермерских семей с юга.

Фермы есть теперь и в долине реки Тананы (невдалеке от Фэрбенкса), на Кенайском полуострове, на острове Кадьяк, на «Ручке от сковородки». Однако «главная житница», «главный огород» штата — долина Матануски. Здесь, в окружении невысоких горных хребтов, колосятся поля пшеницы и овса, здесь неплохо удаются картофель, капуста и другие овощи, разводят молочный скот, овец, кур. В Сибири все это можно увидеть и в более суровых по климату местах. Но на Аляске считают свою житницу чуть ли не чудом, о ней рассказывают в туристских проспектах, а местные фермеры помимо зерновых культур и овощей стали выращивать много цветов, поскольку их охотно раскупают туристы.

Когда под нашим самолетом показались эти поля и огороды, яркие пятна цветочных плантаций, стада коров и овец, я вспомнил «Колумба росского» — Григория Ивановича Шелихова. Он сам пытался заводить в Новом Свете огороды, и по его же наказу еще в 1789 году поднимал на Кадьяке первые аршины целины Евстрат Деларов, шелиховский доверенный и правитель острова. Он сеял тогда здесь рожь и ячмень, впервые в истории Аляски возделывал грядки с репой и горохом, капустой и свеклой. Тогда же привез он сюда для расплода телочек и бычка, коз, свиней, кроликов, даже сибирских собак. После Деларова время для опытов по земледелию находил и первый правитель Русской Америки Александр Андреевич Баранов, а монах Герман, живший в барановские времена на Еловом острове, невдалеке от Кадьяка (теперь это Spruce Island), возделывал уже большое ржаное поле.

Не отсюда ли, не с той ли поры и пошло аляскинское сельское хозяйство?

Подвластна Юкону

Остается рассказать о центральной, внутренней части Аляски. На севере ее ограничивает хребет Брукса, на юге — Аляскинский хребет, а главной местной достопримечательностью можно считать полноводный и норовистый Юкон. Юкон как бы нанизывает на себя всю эту область, он же рассекает ее пополам, забирается своими притоками далеко вверх, в окружающие горы, бурлит в скалистых теснинах и широко, вольготно течет среди низменных берегов. Ельники, тополевые и березовые леса обрамляют реки, отчего летом в этом краю преобладают два цвета — голубой — цвет воды и неба — и зеленый. Осенью и вода и небо становятся сизыми, а зелень в рощах сменяют золото и багрянец. Летние дни здесь безоблачны и часто жарки. Зимой стоят жгучие морозы, землю устилает глубокий, сыпучий снег.

В этой части Аляски есть города, пролегли дороги, здесь протянулся Трансаляскинский нефтепровод. Но остались пока большие пространства глухой тайги, кормилицы индейцев-атацасков, искусных охотников и рыбаков.

Не миновала этот край «золотая лихорадка». По Юкону, теперь пустынному, когда-то шел путь к Клондайку, и на реке было тесно пароходам и баржам, лодкам и плотам.

Вблизи Фэрбенкса самолет пересекает большую реку Танану, приток Юкона. «Танана, Танана…» — вертится в голове очень знакомое слово. Ну конечно, это же из северных рассказов Джека Лондона!

Позже мне встречались названия и других связанных с Джеком Лондоном мест. Находятся они в разных частях Аляски и в Канаде, но большинство их привязано к Юкону. При встрече с ними невольно вспоминались герои книг писателя Ситка Чарли и Мэйлмуд Кид, сильные духом и преданные в дружбе, и их верные подруги-индеанки, и персонажи отрицательные, жадные и бесчестные деляги…

Юкон и Джек Лондон… Как нечто единое, цельное воспринимал их и советский летчик Маврикий Слепнев, побывавший в центральной Аляске весной 1930 года.

«Нам отвели помещение, — писал он. — Это была почтовая гостиница. Внизу собрались все жители местечка. Мы окунулись в столь известную обстановку рассказов Джека Лондона. Все разговоры вертелись вокруг того, сколько золота дают сто фунтов породы и на какой глубине вечной мерзлоты. Были люди, говорящие по-русски, потомки старых русских аляскйнцев. Пришли и несколько индейцев, «настоящих» североамериканских индейцев. «Настоящие» индейцы были в костюмах и галстуках и тоже разговаривали про золото…»

Как считают сами аляскинцы, эти впечатления можно было бы отнести и к нашим дням. Разве что стали гораздо реже встречаться здесь люди, знающие русский язык.