Каббалист

Это было сказано, пожалуй, слишком сильно. Шить Таня умела, но не занималась этим профессионально лет пятнадцать, после болезни, которая лишила ее возможности иметь детей. Впрочем, печатала она великолепно и могла бы действительно этим зарабатывать. Почему она не сказала ни слова против? Р.М. готовился к долгому разговору и был немного обескуражен. Может быть, Таня понимала его без слов и могла угадывать не только желания, но и непонятые им самим ощущения? Или ей нестерпимо надоело заниматься квартирой и делами мужа, захотелось иметь свое дело? Р.М. не мог представить себя без своего дела, Таню — мог.

Предстояло, впрочем, еще одно объяснение, и Р.М. решил отложить его на день-два. Пусть все утрясется с работой. Не так-то все это легко переживается в их возрасте. Конечно, второй вопрос не столь масштабен, всего лишь поездка на несколько дней в некий Каменск, о котором Таня, возможно, и не слышала никогда. Но для семейного бюджета, особенно учитывая, что Р.М. неожиданно решил стать вольным художником, поездка могла оказаться сокрушительной. Придется, пожалуй, написать статью для «Земли и Вселенной», это будет рублей сто пятьдесят, и расходы окупятся, а статью ему давно заказывали, но он не хотел писать — ни времени не было, ни желания.

Все, вроде, было обговорено, слов сказано мало, но оба поняли друг друга. Таня мыла чашки, Р.М. смотрел на замедленные движения жены и подумал вдруг, что если бы познакомился с ней тогда, когда еще собиралась компания, когда весь он был в проблеме ведовства, то, вероятно, и она могла бы… И если бы у них потом родилась дочь…

Он встал и пошел из кухни. Включил бра в кабинете и начал рыться в нижнем ящике секретера, он помнил, что старые картотеки складывал сюда. Фамилию он знал, и знал теперь, что искать.

Первым стоял ящичек с карточками на тему «Случаи „сверхчувственного“ восприятия». Слово «сверхчувственного» было взято в кавычки. Правда, кавычки были сделаны чернилами другого цвета, Роман поставил их позднее, когда убедился, что все случаи, занесенные им на карточки, выписанные из книг, журналов, газет, почерпнутые из рассказов знакомых, незнакомых и прочих очевидцев, имеют разумную интерпретацию вне всяких «сверх», поскольку нигде и никогда никто не проводил совершенно чистого опыта, полностью исключающего либо какой-нибудь фокус, либо сговор, либо то и другое вместе. Редкие случаи, когда опыт выглядел все же чистым, заносились на карточки голубого цвета, но и эти карточки, перечеркнутые впоследствии желтым фломастером, напоминали о том, что даже самый чистый опыт при скрупулезном анализе оказывался несовершенным или был связан с остроумной и трудно обнаружимой аферой.

Р.М. вытащил картотечный ящик и поставил на стол. За «Телепатией», данью скорее моде конца шестидесятых годов, оказалась в ящике и коробка, которую он искал. Единственная коробка, накрытая картонной крышкой. На крышке была наклеена фотография, репродукция с какой-то картины, изображающей процесс сейлемских ведьм: несколько женщин с распущенными волосами и безумными, то ли от общения с дьяволом, то ли от пыток, взглядами стояли перед мужчиной в судейской мантии, который потрясал перед ними Библией и изрыгал богоугодные слова, от которых ведьмы обязаны были потерять свою колдовскую силу и во всем признаться. Но признаваться женщинам было не в чем, и безумие в их взглядах было страхом обреченных, не понимающих, почему их выдернули из привычной жизненной круговерти и ввергли в этот ужас, о возможности которого они и не думали до той самой минуты, когда за каждой из них явились стражники и сказали нелепые слова, смысл которых они поняли значительно позднее, а может, и не поняли до конца.

Внутри коробки было четыре отделения без названий, в свое время Роману не пришло в голову, что он может забыть последовательность расположения карточек. В ближнем отделении оказались самые ранние карточки, еще институтские, — систематизация случаев ведовства. Выписки из книг, журналов, газет, переводы, конспекты лекций… Ссылки были указаны везде — анонимных случаев Роман не признавал.