Читаем Каббалист полностью

Р.М. молчал. Ну, откуда ему знать. Конечно, словом ген не заговоришь. Но словом можно заговорить сознание, мозг, подкорку даже. Словом — гипноз! — можно изменить физическое состояние организма. И тогда уж организм сам, если он и без того потенциально на это настроен, ведь есть в нем уже работающие гены, осуществляет симбиоз… Тогда организм, возможно, вырабатывает необходимые ферменты, а уж ферменты влияют на ген. Может, потому и проявились тесты во втором поколении, что воздействие это медленное, проходят годы, прежде чем генетическая программа включается полностью. Именно полностью: ведь эти девушки — самые сильные медиумы, может быть, за сто или больше лет…

Ничего этого Р.М. говорить не стал. Не нужно было это сейчас.

— Вот так, девочки, — сказал он. — Как жить теперь будем?

— Как? — сказала Тамара. — Завтра участковый явится, вынь ему сотню. А тебя послушать, Рома… Высокие материи, хоть сейчас в академию: вот, я могу с иными мирами связываться, пустите работать телевизором. И оклад сто пятьдесят в месяц. Если вообще разговаривать захотят. Ведь это все шарлатанство, обман народа.

— Рома, — сказала Галка, — я слышала, что… ну, что Наденька… там, где-то, и что…

Он понял. Несколько слов, сказанные Леной. Глупость.

Стоп, — подумал он. Не ты ли говорил о возможности обратного выхода в наш четырехмерный мир сквозь другие, где нет понятия времени? Говорил. Тогда иди до конца. Можно вперед, можно назад. В то время, когда Наденька была жива, когда она была в цепочке, когда девушки чувствовали друг друга, и это можно вернуть, и возвращать постоянно… Господи, хорошо, что у самой Галки нет такой способности. Иначе… Это было бы как наркотик.

— Не знаю, Галя, — сказал он. — Думаешь, я уже все знаю?

— Нет, — вздохнула Галка, — и ничего не можешь.

Ему стало холодно — он действительно ничего не мог.

— Девочки, — сказал Р.М. бодрым голосом, — если меня Родиков не прижмет и не посадит, мы с вами справимся. Только вместе, хорошо?

Таня испуганно вскинулась, мысль о том, что Родиков, обиженный и, в сущности, одураченный, может устроить какую-нибудь пакость, ей в голову не приходила. Возможно, это была действительно глупая мысль, но ведь была, никуда не денешься, все время точила, Родиков просто для спасения собственной репутации мог на что-то решиться.

Р.М. посмотрел на Лену — что скажет она? Лена молчала, смотрела усталым, ничего не выражавшим, взглядом.

Р.М. встал и пошел в кабинет, потому что в мыслях сам собой рождался рассказ, редко бывало, чтобы рассказ появился как наваждение, от которого можно избавиться, только перенеся на бумагу. Он понимал, что — не время, что ждут от него совсем другого. Думал, что запишет сюжет и сразу вернется. И ему действительно показалось, что вернулся он быстро, с легкостью, странной для его медлительного ума, исписав пять страниц. На самом деле прошли два часа, и в комнате были только Таня с Евгением. Гарнаев что-то сосредоточенно писал за обеденным столом, а Таня расставляла в серванте посуду — бессмысленное занятие, к которому она прибегала всякий раз, когда решительно не знала, чем заняться.

— А где… — начал Р.М.

Гарнаев пробормотал что-то неопределенное, Таня сказала:

— Я всегда знала, что мессии из тебя не получится. Девочки смотрят тебе в рот и ждут откровения господня, а ты скрываешься как отшельник и молишься в пустыне своему богу.

— Тамара решила увезти Лену к бабке в Ростов, — сказал Гарнаев, не поднимая головы. — От греха подальше.

— Это Лена захотела, — поправила Таня.

— Лена захотела, Тамара решила, — Гарнаев точно уловил расстановку сил в отношениях между матерью и дочерью.

— А Галка пошла к родственникам. У нее с обменом сложности.

Таня говорила осуждающим тоном, будто от Романа Михайловича зависело, удастся ли Галке поменять квартиру.

— Ну вот, — сказал Гарнаев, — я тут накатал свои соображения, оставлю, хорошо? Поеду я. Засиделся… Кстати, все рисунки у Лены.

— А мне-то что делать? — спросил Р.М. с неожиданно прорвавшейся тоской. — Я все заварил. Если что-нибудь случится с девочками или Галкой… Идти к Родикову? Не поймет, не захочет. Никто не захочет.

— Вот-вот, — отозвался Гарнаев. — Я все время об этом думаю. Приходит мужик и говорит, что разобрался в том, что такое есть Вселенная. И несет ахинею. Типичный чайник, хоть и автор какой-то там методики. А что ведьмы, эти симбионты-связники? Девушки и женщины с явными психическими отклонениями. В одну палату. А дядю в другую. Палат сейчас много освободилось, после того, как диссиденты выздоровели.

— Что ты сам себя травишь? — сказала Таня, когда за Гарнаевым закрылась дверь. — Знаешь ведь, что действовать — не в твоем характере. После сегодняшней ночи ты год будешь в себя приходить. Занимайся своими теориями. Все уладится.

— Само собой?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное